target="_blank" rel="nofollow" href="#n_50" type="note">[50]. Ультрароялисты высказывали то, чего не могли напечатать на родине, на страницах The Morning Chronicle, сторонники министерства – в The Courier, The Times или The Star, а либералы – в The Sun[51]. Тем не менее можно утверждать, что в центре дискуссии были два вопроса. Первый, к которому мы вернемся позже, касался того, что было сказано на обеде или, парадоксальным образом, того, что там сказано не было; второй был связан с самим собранием, с тем фактом, что оно состоялось.
В самом деле, обед в «Радуге» был новинкой. После нескольких лет Белого террора впервые случилось так, что несколько сотен людей, симпатизирующих либеральной оппозиции, собрались в публичном месте, чтобы отдать дань почтения «независимым» депутатам, тем, кого «Минерва» называет защитниками Хартии, а точнее сказать, тем, кто почти не скрывал, что питает очень мало уважения к династии Бурбонов. Те два десятка имен, которые приводят «Коммерческая газета», Этьенн в «Минерве» или Тьессе в «Нормандских письмах», сегодня совершенно забыты, многие неизвестны даже специалистам по этому периоду, между тем читатели 1818 года знали их очень хорошо. В этом перечне недоставало только банкира Лаффита – быть может потому, что его прошлогодняя речь в палате, восхваляющая английскую революцию 1688 года, снискала ему репутацию экстремиста[52]. Устраивая в честь этих депутатов обед по подписке, либеральные избиратели желали прежде всего выразить им благодарность за их поведение на подходившей к концу сессии парламента, поздравить их с тем, как они выступали и как голосовали, в частности, отстаивая свободу печати, и попросить действовать таким же образом и в дальнейшем. Но не менее важным было и влияние, оказанное этим собранием на самих его участников. Ибо, как напоминала «Минерва», еще двумя годами раньше «друг едва осмеливался ‹…› довериться другу, встреча трех человек считалась скоплением народа, а встреча с глазу на глаз казалась подозрительной, сегодня же четыре сотни человек сходятся на обеде и говорят друг с другом без боязни». Что же касается Волабеля, он, рассказывая об этом банкете тридцать лет спустя, подчеркивает удивительное впечатление, которое произвело на либеральных избирателей сознание, что их так много: «Хотя гости по большей части не были знакомы друг с другом, они знали, что имеют одни и те же убеждения; воодушевленные общением, ободренные своей многочисленностью, уверенные в своей мощи, они легко согласились с необходимостью объединить усилия ради общей цели – сопротивления тем, кто желает возродить старый порядок»[53]. Итак, этот гражданский и патриотический праздник был чрезвычайно важен сам по себе.
Именно поэтому роялисты так сильно стремились развенчать его в глазах общества. Собрание в «Радуге» не могло и не должно было восприниматься наравне с официальными банкетами, вроде того, который парижские мэры и их заместители, все сплошь верноподданные роялисты, устроили для высокопоставленных государственных
The Sun – английская газета XIX века, не имеющая ничего общего с одноименным современным таблоидом. –
