лежать без движений девочке, не слезая с седла, наклонился, подхватил ее и грубо перебросил через седло. Пусть эта дрянь привыкает к своей судьбе покорной жены.
– Вперед, скоты! Что разлеглись, словно на подушках айвана[24]? – и, зазвенев серебряной уздечкой, Сарык двинулся вдоль каравана. Развороченная грязь солончака, медленно колыхаясь, приходила в равновесие. Вскоре уже невозможно было определить то место, где едва не утонул Джамиль.
Костер из саксаула горел долго и жарко. В безветрии дым поднимался в небо серым столбом. На фоне все темнеющего неба плыл месяц. Пленники лежали на земле в стороне от костра и страдали от запаха вареного риса и выпеченных в золе лепешек. Их почти не кормили. Мысли о еде все сильней овладевали измученным сознанием.
– Он похож на ломтик дыни, – сказал Малик.
Джамиль нехотя повернул голову.
– От голода что только не привидится, – произнес он, но все же посмотрел в небо. Молодой месяц действительно был похож на сочный ломтик сладкой бухарской дыни – так бы и впился в него крепкими зубами.
– Знаешь, луна так далеко от нас, что ее видно и в других местах, – продолжил Малик. – Возможно, сейчас кто-то возле наших юрт сидит и смотрит на нее. И тогда взгляды могут встретиться на ее белой поверхности и прикоснуться друг к другу.
Джамиль недоверчиво посмотрел на Малика и, ничего не сказав, вновь вернулся к созерцанию луны. Его рука потянулась коснуться кусочка бирюзы. Под заскорузлыми лохмотьями, в которые превратилась его одежда, амулета не было. Джамиль сел и еще раз быстро себя ощупал. Никаких сомнений – амулета нет. Исчез ли он в грязи солончака или соскользнул с разорвавшегося шнурка и остался лежать голубым пятнышком в бескрайнем море песка – кто знает? Но он потерян.
Непривычная грусть холодной, скользкой змеей вползла в сердце Джамиля. Придавленный тоской, Джамиль вновь лег на спину, продолжая смотреть на голубовато-серебряный месяц. И вдруг странное ощущение овладело им. Он словно почувствовал чужой взгляд, который, отразившись от месяца, проник в душу. Но это не был взгляд Гюллер или кого-то из родных, хотя он думал именно о них.
– Я не знаю, кто ты, но, уверен, ты – друг.
Джамиль закрыл глаза и впервые со дня плена погрузился в спокойный сон. Малик еще несколько времени продолжал смотреть в небо, затем, взглянув на Джамиля и увидев, что тот спит, хмыкнул, как бы говоря: «Ну, конечно».
Глава шестая,
в которой благочестивые пилигримы доверили свою судьбу дорогам
И тот, кто возымеет в душе намерение двинуться в это святое паломничество и даст о том обет Богу, и принесет Ему себя в живую, святую и весьма угодную жертву, пусть носит изображение креста Господня на челе или на груди. Тот же, кто пожелает, дав обет, вернуться (снять обет), пусть поместит это изображение на спине промеж лопаток…
