луком и крепкой палкой. И хотя владел он этим оружием простолюдинов превосходно, отсутствие настоящего оружия его очень беспокоило.
После скудной похлебки, которую Клодин состряпала из горсти зерна и каких-то кореньев, найденных ею в поле, Эрмон направился за холм. Обычно для своих естественных надобностей он, не особенно церемонясь, далеко не отходил. Но сегодня возле костра сидела Клодин, сверкая искорками смешливых глаз, и Эрмон решил уйти подальше. Как назло, местность вокруг была равнинной, кусты, встречавшиеся на пути, – низкими, и Эрмон шел все дальше и дальше, туда, где впереди возвышался холм.
Апрель был в разгаре. Земля жадно впитывала горячие лучи полуденного солнца. Полевые жаворонки в ожидании прилета самочек непрерывно и трогательно распевали свои песни, паря так высоко, что, казалось, дивные звуки просто льются с голубого неба. После обильных дождей между кустарниками и высокой травой сохранялись большие лужи и даже озерца воды, которые Эрмону приходилось обходить, увязая в грязи. Он отошел уже на значительное расстояние от дороги, но, поворачиваясь, все видел сидящих у костра. Наконец, обойдя большой холм, наверное, единственный в этой плоской местности, он получил возможность уединиться.
Неожиданно чуть поодаль Эрмон увидел картину, наполнившую его сердце удовольствием. На теплом пригорке паслись овцы, мирно и неторопливо пощипывая траву. Некоторые из пушистых особей были уже столь сыты, что уютно улеглись животами в ямки в земле и отдыхали, как бы нехотя срывая и пережевывая торчащую вокруг траву. Эрмон только что поел, но разве можно утолить молодой голод похлебкой из ячменя? Его рот непроизвольно наполнился слюной, предвкушая вкус жаренного на огне мяса. Он сглотнул пресную слюну и тут же решил украсть овцу – вон ту небольшую, рыженькую, что находилась поблизости.
Разумеется, овцы были не одни. Был и пастух в накинутом на плечи коротком плаще, настолько старом и истрепанном, что, казалось, лишь большие, нашитые по всему плащу разноцветные заплаты удерживают оный от полного расползания. На лоб пастуха была надвинута высокая коричневая шапка в виде колпака. Бросая время от времени быстрый взгляд на овец, мужчина спокойно вязал чулок, странно примостившись на верху трех составленных пирамидкой палок.
Эрмон так спешил, так был уверен в своей удаче, что даже не стал задумываться, как и, главное, зачем пастух забрался на эту «пирамиду». Он лишь внимательно осмотрелся в поисках пса – самой большой, как он считал, опасности в таком деле, как присвоение чужой собственности. Не найдя глазами собаки, Эрмон отполз в сторону, чтобы находиться за спиной у глупого пастуха.
– Даже если эта «птичка», – презрительно подумал Эрмон, – бросится за мной в погоню, то пока спрыгнет со своих палок и побежит, я уже добегу до дороги, а там столько паломников, что он не осмелится отнимать у меня овцу.
Подобравшись к молоденькой ярке, Эрмон схватил ее за кучерявую шерсть, вскинул себе на плечи и поспешил к дороге. Овца была тяжелой, но, как известно, своя ноша не тянет. А Эрмон уже считал овцу своей. Потому он хотя и согнулся,
