Вам нужно подождать, – раздался еще один голос – тихий, но настойчивый. – Мы не можем допустить, чтобы он покинул нас подобным образом.
Молодой священник-доминиканец в белом одеянии с капюшоном, которое на спине было изорвано в клочья, медленно приближался к ним, обходя руки и ноги людей, лежавших на дне шлюпки. Он был худым, но не хилым, и его взгляд был удивительно решительным для человека со столь сдержанными манерами.
– Послушайте, святой отец!.. – Голос Гонсало стал резким, и в нем появились сердитые нотки. Заметив это, он заставил себя говорить спокойнее: – Вы знаете, что это необходимо сделать.
– Да, конечно. Но вы должны подождать, – спокойно ответил священник. – Как и в предыдущих случаях.
Мускулистый солдат молча глядел на молодого священника; тот, подняв руку над Мартином, заговорил тихим голосом. Стараясь не раздражать окружающих своей маленькой победой, отец Эронимо Агилар положил мягкие пальцы на лоб покойника и, закрыв его невидящие глаза, пробормотал:
– In nomine Patris et Filii et Spiritus Sancti[2]. Ступай с Богом. – Священник медленно поднял взгляд на почти бесстрастное лицо солдата, стоявшего рядом с ним. – Вот теперь можно, – сказал он.
Двенадцать пар глаз смотрели на то, как в мерцающем свете палящего солнца двое мужчин поднимают тяжелое тело и бросают его за борт. Медленно – очень медленно – труп поплыл прочь. Гонсало невольно подумал о том, что было бы лучше, если бы тело Мартина было более худощавым, а сапоги – более тяжелыми. Однако больше всего он желал, чтобы течение было более быстрым.
Гонсало прислонился спиной к борту шлюпки; священник сел рядом с ним и осторожно положил руку ему на плечо. Солдат проигнорировал этот жест. Не поднимая глаз, он заговорил, обращаясь к самому себе, солнцу и окружавшей их воде.
– Ну и шлюпка… – тихонько засмеялся Гонсало. – Повесить бы того, кто снаряжал наше судно. Три весла, два из которых треснули. Тряпка вместо паруса. И никакой еды – даже гнилого сухаря.
Эронимо убрал руку.
– Тут уж ничего не поделаешь, а потому нам следует верить, что Господь нас не оставит. Мы не должны терять надежду.
Гонсало наконец повернул голову к собеседнику.
– Если Господь так уж милосерден, почему тогда Он надоумил Бальбоа отправить нас в эту экспедицию? – Солдат подождал пару секунд, как будто рассчитывал получить ответ (на самом деле он на это не надеялся), а затем сам ответил на свой вопрос: – Политика. Политика и смерть. Они присутствуют во всем, что нас окружает. Вы думаете, что служите одному лишь Господу? Вы новичок в этих краях и не видели того, что видел я.
– Вы имеете в виду сражение… с индейцами возле Дарьена. Туземцы не правы, противясь Слову Божию. Их душам грозит большая опасность. Я знаю, что имели место некоторые злоупотребления, но они вскоре прекратятся. Мы находимся здесь для того, чтобы спасти души туземцев.
Гонсало вновь засмеялся, и неприятное ощущение сухости
Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа (
