в Тобольск, заложили Крестовоздвиженский храм, грехи великие отмолить, ибо как сказано в Писании – человекоядцам в Царствие Небесное ходу нет.
– Тьфу, волчья сыть, – Угрим передернул плечами. – Вели бросить.
Акыс прикрикнула, девочка отшатнулась, насупилась, прижимая материну руку крепче к груди, и затараторила.
– Думает, хотите мясо отнять, – давясь кудахтающим смехом, перевела Акыс.
– Маленькая баба, а уже дура, – прогудел в бородищу Лукьян.
– Хай с ней, пусть жрет, – отмахнулся Угрим. – Как ее звать?
– Нун нама келне? – спросила Акыс.
– Энны, – девочка робко улыбнулась, смекнув, что огромные белые люди припас не сожрут.
– Энны, – передразнил Угрим. – Щас глянем, что ты за птица, Энны. Капитошка, спытай Божьим словом, вдруг тварь какая под видом дитя.
Монах опасливо приблизился на пару шагов и осенил ребенка крестным знамением.
– Во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь.
Девчонку не свели жуткие корчи, на голове не выросли рога, и копыт тоже не было. Энны стояла, удивленно улыбаясь и хлопая узенькими глазами.
– Вроде живая, – пожал тощими плечами монах.
– Пущай с нами идет, – велел Угрим. – Деньгу за такую мелочь великую не дадут, но все ж таки прибыль. И кормить не надо, мамку доест.
Господи, дитем торговать, ужаснулся про себя Игнат. Хоть и язычница, а все одно грех. Маленькая вогулка напомнила погибшую дочь. Хотелось обнять кроху, угостить сластью какой. Игнат машинально коснулся блюда, спрятанного на груди. Если не заартачится атаман, выкупит девку Игнат. Хер с ней, с избой. Мать сгинула, так отец знамо мечется – ищет своих. Из шкуры Игнат вывернется, а дочку ему возвернет. Одно у них горе, Игнат той беды вдоволь хлебнул. Не приведи кому Бог.
Энны словно прочитала мысли и одарила Игната улыбкой. Сверкнули острые зубы. Он поспешно отвел глаза.
Угрим всмотрелся в окоченевшее солнце, почмокал губами и повел ватагу в распадок, заросший чахлой крушиной и лиственницами, уронившими побуревшие иголки на мох. В тумане зловеще стонало и выло. Может, ветер, а может, вогулы снова напали на след. Игнату было плевать. Он еле передвигал окоченевшие ноги, запинаясь о мелкие валуны. С пепельного неба хлопьями повалил густой мягкий снег с примесью ледяной крошки и капель дождя. Снег таял на размокшей земле и оседал на спинах, превращая людей в медленно бредущие бело-черные тени.
– Все, не могу, – охнул Яшка и мешком свалился в сырую траву возле гранитной скалы, раздвоенной на манер змеиного языка.
– Ног не чую, – заскулил Капитон.
– На берегу отдохнем, – упрямо мотнул головой Угрим. – Ты, Яшка, смотри, ждать не будем тебя.
– Я сейчас, сейчас, – заторопился Яшка. – Обождите, браты, скоренько я. Ношу облегшу, тяжко идти…
Он, безумно скалясь, распустил завязки узла, набитого деньгами и побрякушками вперемешку с золой.
