блондин резко открыл глаза, улыбнулся и залпом допил чай. Он посмотрел на коробку из-под заварки, блестевшую где-то в стороне, и еще раз улыбнулся. Ну конечно, это чай Доны Розы – как же иначе. Все связанно друг с другом незримыми нитками…
«Как бы мэр» кинул горстку философов на стол и поспешил прочь.
Он остановился около девушки, убирающий с какого-то столика, и спросил:
– А этот шпиль в центре – это и есть шпиль Правительства, да?
– Да, – сухо ответила та. – Только не шпиль, а башня.
– И там обычно полно народу, да?
– Ага. Либо кто-то по работе бегает, либо слушают редкие выступление Триумвирата. Это, считайте, сердце сердца.
– Превосходно, – Плтаз поправил очочки. – Я так и думал. Спасибо!
Девушка ничего не ответила, а просто кивнула в ответ.
«Как бы мэр» вышел на улицу и посмотрел вперед – дорого вела прямиком к башне, которая торчала относительно недалеко впереди.
– Если бы я был на их месте, то попытался бы переждать там, – улыбнулся Платз сам себе и зашагал вперед, клацая тростью. – Что ж, попробуем. Возможно, все закончится раньше, чем я думаю.
Башня действительно находилось не так далеко от «как бы мэра», ну а для Златногорской троицы она была, как говорится, перед самым носом.
Их глаза упирались в это огромное сооружение, верхушку которого, похожую на ушко иглы, снизу разглядеть было невозможно. Она вздымалась вверх, как Вавилонская башня. С выступов торчали статуи драконов и такой же формы водостоки, мухами облепившие сооружение. Подняв голову повыше, можно было разглядеть три балкона. Постройка выступала вперед, образуя своеобразные треугольник из стен. Внутри расположился некий дворик, а на стенах – по балкону, на который словно вот-вот должен был выйти Папа Римский. Но этого бы не случилось некогда – по определенным причинам. Самая определенная из определенных гласила, что никаких Пап Римских вовсе не было.
– Это выглядит более, чем красиво, – протянул Ромио, словно пытаясь разглядеть каждую пылинку на башне.
Лолли ничего не ответила, а лишь кивнула головой. Инфион же стоял молча.
Его накрыла волна первобытного великолепия – такого же, как при входе в Дворец Удовольствий. Но это было чем-то… другим. Оно поражало не своей роскошностью и обилием золота, а величием, размерам и какой-то сакральной, даже символической важностью, несущейся во все стороны. Златногорск, с небольшими домами и башнями, не готовил своих жителей к встрече с такими огромными сооружениями – но они, люди, этого и не просили.
При осознании того, что где-то там покоится Философский Камень, что там рождаются философы, у Инфиона внутри все передернуло так же, как после очень противной микстуры. По сути дела, эти новые чувства – чувства, скажем, путешественника – и были этим самым гадким (хотя тут можно поспорить) лекарством, которое вылили на душу.
Но волна эмоций внезапно смылась здравым смыслом.
– И
