монет.
– Возьмите каждый по три, – приказала она. – Хотя, Вач… Ты желаешь стать моим слугой?
Он кивнул.
– Можешь взять монеты. Или – служи мне, тогда с тобой разговор другой.
Он вновь кивнул.
Дук, положив у ног Лары кусок холстины, взял монеты, не задавая вопросов, – он уже догадался, чего, скорее всего, она хочет от них.
– Госпожа, но зачем вы их нам даете? – подал голос Бард Бреси.
– С каких это пор бедный вагант отказывается от золота?
– Мы… Да у нас с Вачем…
Жиото быстро глянул на него, но юнец замолчал и наконец взял монеты.
Лара завернула шкатулки в холстину и протянула Вачу.
– Спрячь их за пазуху. А вы… Когда придем в замок, там будет моя родня. Дочери деда… – она кивнула на мечущегося в бреду Жеранта. – Мои тетки и их мужья. Я скажу, что вы трое спасли нас, вас примут. И позже спросят, не было ли чего-то с собой у меня и деда. Вы скажите – да, была эта сумка. Скажите, что когда мы остановились отдохнуть, я открыла ее и выложила на траву все, что внутри. Флаконы, зеркальце, платок, ножик… и больше ничего. Понимаете?
Бард Бреси перевел растерянный взгляд с госпожи на Вача, который засунул сверток за пазуху и запахнул куртку. Вагант явно ничего не понимал.
– Никаких шкатулок, госпожа, – подтвердил Дук. – Мы не видели никаких шкатулок.
– Да. И еще, если об этом спросят, подтвердите, что дед что-то писал на пергаменте.
Глава 5
Колеса натужно скрипели, старая кляча шла еле-еле. Все, даже Лара, поднимались пешком, на телегу уложили лишь Жеранта. Хозяин, кривоногий бородатый старикашка, пояснил, что иначе его лошадка не сдюжит и упадет на середине дороги: идти-то в гору.
В приютившемся у склона селении было десятка четыре домов, но большая их часть пустовала. Дук не заметил молодых парней и девок, здесь жили одни старики. Когда путники приблизились к крайним хижинам, их увидели, раздались испуганные голоса, показалось несколько крестьян с дрекольем. Лара прокричала, что это внучка хозяина со слугами, и сам хозяин тоже здесь, раненый, и его нужно немедленно доставить в замок. Поднялась суматоха, и вскоре они уже двигались по неровной каменистой дороге, что тянулась через ельник.
Старик, владелец телеги, несколько раз поглядывал на Вача и наконец проскрипел:
– Во, я тя узнал!
Все, кроме толстяка, повернули к нему головы.
– Ты ж Вач, а? Папка твой плотником был? А ты лес рубил, для замка и для нас. Как папка с мамкой твои поживают? Думал, только двое вас в наших местах осталось, стриженых… Я Горкин, помнишь меня, малец?
Вач кивнул крестьянину, не то здороваясь, не то подтверждая, что помнит.
– Слепой я стал совсем, – пожаловался старик. – Не сразу признал.
– Вач, друган, так ты отсюда, что ли? – изумился Бард Бреси. – Во дела! Ты в этом селении раньше жил?
– Так
