style="font-size:15px;"> – Здравствуйте, отче! Сегодня Господь послал нам первую настоящую метель, – объявил Жозеф.
– Ну, бояться-то нам нечего, – добродушно ответствовал священник. – Мало ли мы их пережили! Друг мой, я пришел к вам с просьбой. Не осталось ли в вашем доме ненужных игрушек для маленькой девочки, которую приютили у себя сестры?
Рабочий задумался. Потом покачал головой.
– Святой отец, к сожалению, у нашего Симона одна-единственная игрушка – лошадка, которую я своими руками вырезал из кленового полена. Вы меня поймете, если я скажу, что не хотел бы отдавать ее в чужие руки.
Элизабет поджала губы. Она вспомнила о разноцветном шарике, внутри которого перекатывался бубенчик. Сын давно потерял интерес к этой игрушке.
«Жозефу не хватает милосердия, – сказала она себе. – Этой малышке тоже хочется играть!»
Она поплотнее закуталась в шаль и открыла окошко. Холод моментально наполнил комнату.
– Жозеф, ты забыл о красно-зеленой погремушке! – крикнула она. – Симон с ней давно не играет. Она в детской. Я могу сходить и принести!
– Бетти, вспомни, эта погремушка давно сломалась, – вздохнул муж. – Закрой окно, не выстуживай дом.
Кюре легко читал в сердцах своих прихожан. Жозеф Маруа был честным тружеником, но при этом человеком прижимистым и неохотно делился тем, что заработал или сделал своими руками. Он откладывал часть зарплаты, надеясь со временем выкупить дом, в котором сейчас жил с семьей. Молодая супруга слушалась его во всем – она любила мужа, да и разница в возрасте у них была порядочная. Элизабет почти всегда соглашалась с решениями мужа, но ее женская душа не была чужда щедрости и милосердия.
– Добрый поступок вам зачтется, Жозеф, – сказал отец Бордеро. – Я починю эту погремушку. Господь уберег нас от оспы. Теперь я с уверенностью могу сказать, что у ребенка была корь. Зимние месяцы тянутся долго, вы не хуже меня это знаете. Мари-Эрмин будет скучно без игрушек.
Элизабет впервые услышала имя девочки. После переезда в Валь-Жальбер она редко выходила из дома – таково было желание ее супруга – и очень страдала от этого вынужденного одиночества.
«Наверняка все жительницы поселка давно знали, как ее зовут… Мари-Эрмин – какое красивое имя! – подумала она с легкой завистью. – А если я рожу девочку, как ее назвать?»
Жозеф стукнул в раму окошка, которое она минуту назад закрыла на крючок.
– Бетти, сходи за погремушкой. Если месье кюре сможет ее починить, я охотно ее отдам, – сказал он, наградив супругу тяжелым взглядом.
Элизабет побежала наверх, подозревая, что ссоры после ухода кюре не миновать. И оказалась права. Жозеф не сдержал своего раздражения:
– Зачем ты сказала кюре про эту погремушку? – сердито спросил он. – Когда у нас родится второй ребенок, я новой покупать не буду, так и знай!
Элизабет порывисто обняла супруга.
– Это счастье с нами уже случилось, Жозеф, – пробормотала она, краснея. – Я беременна.
