летчик, которому я сделала операцию, и эта авария была сознательно спланирована. В рекламных целях – продемонстрировать заказчику наши возможности.
– Боже мой, Ритка…
– Я хотела, и мне было плевать на то, что будет со мной, но мне откровенно объяснили, что моя сестра была и остается заложницей всех моих действий. Поэтому я скрываю ото всех наши отношения с Антоном, скрываю рождение сына – не хочу давать им еще и других заложников.
– И ты… будешь продолжать? – сдавленно прошептала Катя.
– Придется – пока я жива. Но даже и моя смерть ничего не решит – те, кто работал под моим руководством в последние годы, достаточно хорошо переняли мой опыт. Конечно, они оперируют не столь искусно, как я…
– Да, конечно, даже тут ты не можешь не похвалиться, – всхлипнув, Катя вытерла слезы со щеки ладонью. – Папа, я помню, часто говорил, что в тебе достаточно таланта и честолюбия, чтобы обо всем в жизни позабыть и посвятить себя любимому делу. Бедный папа, сколько надежд он на тебя всегда возлагал, сколько говорил об этой твоей искре божьей! Помню, какой серенькой мышкой я себя всегда чувствовала, когда он говорил о тебе! Бедный, какое счастье, что он умер и не узнал, чем ты сейчас занимаешься!
– Он знал, – Маргарита закрыла глаза, – я все сказала ему, когда приезжала к вам перед его смертью, помнишь? Я тогда была вне себя, я ненавидела все человечество, а он… Что он сказал тебе обо мне, когда я ушла?
Лицо Кати окаменело, она сцепила пальцы рук и прижала их к груди, словно пытаясь сдержать рвущуюся наружу боль.
– Папа ничего мне не сказал, – холодно ответила она, – он уже не мог ничего сказать, потому что… умирал, когда я вошла к нему. Последние слова его были «душа есть», и теперь я понимаю: это было обращено к тебе. Последние минуты его жизни были отданы тебе, а не мне, понимаешь ли ты это? Я с этим уже смирилась, но ты права – ты не сможешь быть ни женой, ни матерью, я не отдам тебе ни брата, ни племянника, слышишь?
Рита приподнялась на локте, глаза ее гневно сверкнули.
– Слишком много на себя берешь, ты не можешь мне что-то отдать или не отдать! Тем более, моего сына!
Впрочем, сразу же успокоившись, она вновь легла на спину и закрыла глаза. Ребенок внезапно заплакал, но Катя, поднявшись с непривычной для ее округлившейся фигурки быстротой, схватила Маргариту за руку.
– Не трогай его, не прикасайся к нему! – внезапно она почувствовала резкую боль внутри и схватилась за живот, но продолжала говорить: – Уезжай, катись к черту! Я заберу Максимку, он будет моим и только моим, ясно?
Две или три секунды обе женщины с вызовом смотрели друг на друга и одновременно вздрогнули, услышав, как Карина открыла дверь и встала на пороге.
– Я все слышала, – тихо и очень просто сказала она, но тут же повернула голову, услышав негромкую трель дверного звонка в прихожей. – Это Антон вернулся, я открою. Не надо ему…
