по склонам до отмеренной им природой точки высоты, где они внезапно кончаются, а дальше начинаются тучные альпийские луга у подножия Мрава-сар, на которых пасутся невидимые отсюда многочисленные стада крупного и мелкого скота.
– Даже в глазах зарябило, столько красок… – немного удивленно проговорила Елена. – Теперь я понимаю, почему ты не мог оставаться у нас…
– У меня еще и работа, Лена, что бы я делал у вас? – широко улыбнувшись, добавил Арсен. – У вас же не растет виноград.
– Ты тоже присядь. Ты, наверное, очень любишь свою работу?
– Совершенно не представляю себе, – сказал Арсен, садясь рядом с ней, – не представляю, что бы я делал, если б у меня ее отняли… Наверное, жизнь показалась бы мне никчемной… Звучит, правда, громко, но… в общем, ты права, я ее очень люблю.
– А меня? – Лена с веселой шаловливостью обвила руками его шею. – Попробуй скажи, что меня любишь меньше!
– И что ты сделаешь?
Она вдруг прижалась губами к его шее.
– Господи, я, наверное, с ума сойду или наложу на себя руки, если ты меня разлюбишь!..
– Тебя что-нибудь тревожит, Лена?
– Нет, – ответила Елена, задумчиво глядя на долину, до краев наполненную солнцем. – Только бы ты всегда был возле меня… тогда я ничего не буду бояться…
Арсен не ответил, он понял: Лена ничего не забыла, помнит каждую мелочь, хотя и делает над собой усилие, чтобы забыть. Посидев еще несколько минут, он встал.
– Поехали?
– Да! Куда?
– На полевой стан виноградарей.
– А где это?
– Вон там, возле реки.
Взявшись за руки, они стали спускаться к машине. Потом ехали медленно, Арсен время от времени останавливал машину, они выходили и вместе шли вдоль виноградных кустов, прочно державшихся на проволочных шпалерах, протянутых в три яруса. Мощные, скрутившиеся, словно толстые морские канаты, стволы были увешаны крупными кистями дозревающего черного и белого винограда, лишь слегка прикрытого разлапистыми листьями, едва начавшими желтеть здоровой естественной желтизной, хотя до осени был еще месяц. Просто они уже сделали свое дело, остальное было за солнцем.
– Красота-то какая. – Елена в восхищении бегала от одного куста к другому, нетерпеливо прикасалась к тяжелым гроздьям, ощущая под пальцами странную прохладу насквозь пронизанных лучами утреннего солнца ягод.
Арсен задумчиво смотрел на нее, явно чувствуя, что в эту минуту их роднит – его и Елену. Это был почти мистический восторг перед волшебством животворящей Природы, способной создавать подобное совершенство. Это было его, Арсена, собственное чувство, его преклонение перед божеством, именуемым природой. Но преклонение раскованное, высвобожденное Еленой от ежечасных, повседневных бытовых мелочей, как раскаленный уголь от пепла, и возрожденное в своей девственной чистоте.
– Честно говоря, я и сам
