– ментальный опыт, данный «во всей его чистоте», «целиком и полностью, каков он вообще сам по себе, в самом себе» (ibid., р. 163)[61]. Ментальная жизнь (vita della mente) базируется на теориях, моделях, схемах, которые, однажды став частью нашего набора когнитивных инструментов, нередко применяются автоматически, вынуждая объект нашего внимания приспосабливаться к инструменту исследования. В результате мы не просто получаем искаженное или ограниченное ведение феноменов: когда объект не сообразуется со схемой, он вообще не распознается (Scheler, 1999, р. 125), и, как следствие, в процессе познания теряются многие из существенных свойств объекта. Можно понять, почему этот риск – отсутствие доступа к изначальной данности феноменов – касается, в первую очередь, того неосязаемого объекта познания, который произведен из материала ментальной жизни, которая из-за своей нематериальности лишена твердой консистенции, свойственной вещам и явлениям внешнего мира и облегчающей доступность феномена для очевидности сознания (evidenza della coscienza) согласно его изначальным способам данности. Производить эпохэ, чтобы избавиться от чрезмерной полноты, мешающей постичь феномен в его сущностном качестве, – это условие формирования интуитивного внутреннего взгляда, способного постичь внутреннюю жизнь.
Однако, для поиска подлинного понимания ментального опыта, необходимо заключить в скобки не только интеллектуальное содержание, но и желания, ожидания, устремления, толкающие душу (anima) к чему-либо, все волевые акты, которые, если оставить их без контроля, легко нарушают процесс прояснения. Когда Эпиктет утверждает, что подлинное знание о вещах возможно получить «в ситуациях, когда нами не руководят личные интересы» (Руководство/Эихтридиои, 26)[62], на самом деле он думает привлечь внимание к необходимости работать над собой, чтобы искать внутреннее равновесие прежде чем приступить к поиску знания.
Мало добиться состояния «бедности» знаний: необходимо также искать легкости волевых усилий, ослабляя определенные страсти и естественные желания, чтобы добиться некоторого отчуждения от собственного существа. Речь идет о духовной практике, направленной на достижение «нищеты духа и чистоты сердца» (Zambrano, 1992, р. 13). Нищета духа означает стремление освободиться от определенных убеждений, препятствующих поиску истины, а чистота сердца указывает на такое состояние расслабленности сознания, которое подготавливает к принятию реальности в ее изначальной данности. Чистое сердце, способное к поиску истины, не знает иной страсти, кроме стремления к истине.
Не принимая феноменологический тезис, предполагающий возможность достичь «чистого описания» феноменов, исследуемых мышлением (Husserl, 2002, р. 183)[63], и осознавая действительную трудность реализации эпохэ, в терминах эмпирической очевидности утверждается тот факт, что техника описания и усилия, направленные на отчуждение от «я», представляют собой две духовные практики, с помощью которых субъект учится все более интенсивному
Там же, с. 204.
Эпиктет. Руководство, цит. соч., с. 522.
Гуссерль Э. Идеи…, цит. соч., с. 228.
