котором пряталась застежка. Тяжеловесность, функциональность, – плащ закалывался на отлично, – и красота. То, что надо. Шкатулку я закрыл и отдал Остаху обратно. Тот недоуменно покачал ее в руках, но, оглядев меня от макушки до пят, ничего не сказал. И ушел. Видимо, прятать шкатулку.
Одет я был по-горски просто: легкие кожаные сапожки, суконные шаровары, простая рубаха, подпоясанная широким кожаным ремнем с металлическими вставками. На пояс я подвесил кинжал, подаренный мне Баратом.
«Всё куплю, сказало злато, всё возьму, сказал булат, – подумал я, поправляя перевязь. – То-то же, знай наших!»
«А ведь так и не успел отдариться за нож», – мелькнула запоздалая мысль.
Нож был простенький, – а какой еще мог быть у Барата, – но тяжелый, серьезный, боевой. Кому надо, тот поймет. Клинок явно был для меня великоват и скорее походил на короткий меч, с которыми мы тренировались с братом в горах. При мысли о брате сердце привычно сдавило – отсутствие новостей после утреннего нападения гворча в предгорьях и тревожные сновидения с мумиями, Хродвигом и братом не добавляли оптимизма.
«И при чем тут старый Хродвиг? Старик сам как мумия», – раздраженно подумал я.
Я специально оделся нарочито по-горски. Во-первых, это была очень удобная одежда и я к ней привык. Во-вторых, хотел показать окружающим, что я горец и нисколько этого не скрываю и не стыжусь. Я придирчиво оглядел себя в начищенный блестящий лист. Изображение было расплывчатым, но за неимением гербовой… Зеркало мне все равно не изобрести. Ну, знаю я слово «амальгамма» – и что? Это единственное, что я могу глубокомысленно брякнуть в разговоре о зеркалах. Только с кем здесь вести этот самый разговор? Я тяжело вздохнул, и мы двинулись к выходу.
После недолгого совещания мы решили, что в путь мне лучше отправиться на каталке. Пока мышцы не пришли в тонус, нагрузку лучше нормировать. Поэтому сейчас я восседал в своей коляске, которую вез Барат. Прохожие удивленно оборачивались вслед, но я не обращал на подобные пустяки внимания. Хотя процессия у нас и вправду получилась презанятная.
Впереди, возвышаясь над толпой, вышагивал слепой Тумма в своей алой повязке поверх глаз. Удивительно – но шел он без поводыря и трости, и вполне уверенно. Его походка напоминала мне кошачью – напруженные, наполненные внутренней силой движения, грациозность и чувство равновесия. Слепота ли выработала в нем энергию и уверенность, которую он излучал, или он всегда был таким – я не знал, но прохожие шарахались от него, стараясь оказаться подальше и не попасться ему под ноги. За Туммой вышагивал Йолташ, с бесконечным презрением и превосходством горца рассматривая горожан. Впрочем, он немного переигрывал, выпятив нижнюю челюсть, изображая свирепого хайлендера. Следом ехал я в своем недавно сделанном кресле-каталке. Барат привычно уже занял место за моей спиной и взялся за управление. Замыкал шествие Остах, особо не выделяясь на фоне братьев. Старика Ллуга с парой слуг оставили в гостинице при госпитале вместе со скарбом, тем более что за сегодняшний
