офицерам. Вскоре после того, как обоз окончательно замер – жующий и успокоенный, – за мной пришли. Двое солдат молча и деловито сняли оковы. Получив возможность разогнуть руки, я почувствовал, как же они затекли, даже зашипел от боли. С трудом встал, был подхвачен с обеих сторон дюжими парнями в кольчугах и то ли отведен, то ли оттранспортирован к фургону капитана.
– Эй! Куда?! А как же мы?! – возмущались за спиной, но никто не обратил внимания на эти крики.
Пока меня волокли мимо костров – я явно не успевал за широко шагавшими и сытно отужинавшими парнями, – со всех сторон вслед несся едва различимый гневный ропот. Многие ехали на базар с семьями, и женщины не могли сдержать торжествующего гнева. Мне пообещали и каторгу, и веревку на шею, и вечные муки ада. Я же пытался размять руки и срочно придумать какую‑нибудь правдоподобную историю.
Фургон с приподнятым на шестах боковым полотнищем был ярко освещен изнутри парой фонарей, распространявших густой, тяжелый запах масла. Под своеобразным навесом расположился сооруженный из снятого борта фургона стол, за которым, сидя на чурбаке, меня ждал капитан. Он писал что‑то на длинном куске то ли бумаги, то ли пергамента – фонари давали ровный ярко-желтый свет. Я почему‑то ожидал увидеть перо, по типу фазаньего, но капитан вертел в пальцах и покусывал длинное тонкое стило. Я так и не смог придумать ничего более-менее подходящего для предстоявшего разбирательства, хотя опыт общения с грабителями убедил меня в серьезности намерений абсолютно всех здешних обитателей. Я готовился к худшему и уповал на импровизацию. Однако капитан не обратил на меня ровно никакого внимания.
– Карманы, – бросил он коротко.
Почуяв движение, я опередил расторопных служивых, и сам вывернул содержимое наружу: зажигалка, складной нож, блокнотик из заднего кармана джинсов. Документы, телефон и бумажник остались у девочки, в куртке. Один из конвоиров принял добычу, другой – обшарил‑таки мои карманы сам, провел ладонями вдоль пояса, проверяя ремень, приподнял брючины, ощупал голени. Кроссовки живо его заинтересовали.
– Гляди‑ка, чудная обувка… – Капитан вскинул голову, скользнул взглядом, но остался равнодушен, а вот часы на руке его привлекли больше.
– Ну‑ка, сними браслет.
– Это не браслет, это часы, – брякнул я, расстегивая замок.
– Тебя забыли спросить.
Солдат принял часы, пару раз щелкнул замком, пока нес к столу капитана, передал в руки и покрутил головой удивленно.
– Такая дорогая вещица в такой дешевой оправе, серебро было бы много богаче. С какого чудака ты это снял?
– Что за металл? Сталь? – Капитан покрутил мои титановые часы, закрыл-открыл браслет, отложил в сторону. Взял блокнот, пролистал. Вернулся на первую страницу. – Соколов Никита Александрович. Это чье?
– Мое. – Я был готов ко всему, но этот вопрос меня ошарашил. Я стремительно
