друг с другом.
Моей первой заботой при приезде в Петроград было ориентироваться в положении и подробно узнать, насколько подвинулось наше военное предприятие с 1914 г.: прежде меня время от времени осведомляли по почте, приезжали ко мне наши люди из России и русские, посылал и я своих личных послов, наконец, у меня были сообщения от Штефаника, но лишь теперь я мог подробно изучить историю нашего движения в России.
Опираясь на прежнее знакомство с официальной Россией, я уже наперед не ожидал, чтобы она слишком охотно согласилась на создание войска; поражения сперва в 1914-м, а потом и в 1915 г., естественно, не повысили настроений и стремлений русского режима к созданию какого бы то ни было нерусского войска.
1916 г. принес наступление Брусилова, повысились и надежды, и кроме того, нашим движением в России заинтересовалась Франция через генерала Штефаника, о плане которого в том виде, как мы его набросали в Париже, я уже говорил. Однако и наступление Брусилова потерпело неудачу, и снова настало пессимистическое настроение, безразличное к какому бы то ни было новому действию.
Неопределенность настроения наших людей, не знавших, чего они, собственно, хотят, и отвратительные споры их между собой отпугивали русских; говоря по совести, я часто удивлялся, что у них еще было столько терпения с нашими.
В январе 1915 г. д-р Вондрак подал от Киевской группы Министерству иностранных дел и военному министерству проект чешского войска. В нем требовалось, чтобы Союз был признан русским правительством представителем чешского народа. Просителям не пришло в голову, что у них должно было быть какое-нибудь полномочие от народа в том случае, если они хотят иметь некий авторитет в России, а кроме того, русское правительство не может назначать тех, кто должен представлять наш народ. Они могли лишь представлять наших колонистов, русских граждан, будучи сами русскими гражданами. Просили о создании небольшого войска, самое большое одной дивизии; это войско должно было принять участие в действиях лишь при оккупации Словакии, которая будет составлять часть будущего чешского государства. Киевляне боялись, что австрийцы казнили бы взятых в плен чешских солдат; это нужно было предотвратить оккупацией Словакии, объявлением самостоятельности чешского государства и свержением габсбургской династии; кроме того, Россия должна была обеспечить в какой бы то ни было форме будущее чехов, как это было сделано с поляками, то есть при помощи манифеста верховного главнокомандующего. Но если бы, несмотря на это, австрийцы все же бы вешали пленных, необходимо было платить им той же монетой – эти политические наивности не нашли отзвука ни среди солдат, ни в министерствах, а потому Министерство внутренних дел (Маклаков) решило в мае дело категорическим заявлением об отказе в просьбе.
Для характеристики проекта приведу еще, что в нем заявлялось, что офицеры, если бы даже они и были чехами, в войско приняты не будут – подобные ненужные вопросы перетряхивались
