Мы, однако, надеялись, что скоро попадем во Францию через Сибирь.
Предположение, что армия будет во Франции, имело, конечно, некоторое влияние на организацию войска; мы завели французскую дисциплину, дабы после переезда не возникли затруднения во Франции – были приняты в войско французские офицеры связи.
Все мои старания были направлены на то, чтобы мы не были захвачены русским военным хаосом и чтобы вся армия держалась вместе; в известном отношении это удалось именно благодаря упадку русской армии и развалу всей России. Наши солдаты видели лишь развал, и это их отпугивало; в административном отношении развал помогал нам тем, что мы часто brevi manu доставали материал из русских военных складов, которые без нас бы раскрали. Мы пользовались до известной степени тактикой fait accompli; переговоры с учреждениями становились понемногу невозможными, такая всюду царила неопределенность, а кроме того, день изо дня менялись руководящие лица. Только что я договорился с Корниловым, а на другой день уже был Брусилов и т. д. – полный развал и неопределенность.
Официальное разрешение формировать армию было лишь общим; для осуществления необходимо было уяснить подробности, а главное, необходимо было окончательно определить размер нашей армии. Я требовал сначала один корпус, а потом в связи с обстоятельствами и другой. Этого чрезвычайно важного решения я добился от генерала Духонина, назначенного начальником Генерального штаба в Ставке; он знал и ценил наших солдат, их разведочную деятельность и поведение при Зборово; у него хватило смелости не считаться с устаревшими постановлениями русского правительства. Духонин, как уже было сказано, в июне расширил бригаду; он отличался от Брусилова, Корнилова, Алексеева и иных, которые тоже нас ценили и признавали, но не решались нарушать старый правительственный приказ. Итак, у нас был корпус, и притом корпус по договору независимый; далее с Духониным было решено, что наше войско предназначается исключительно против нашего врага. Так был принят и подтвержден русскими же мой главный принцип о невмешательстве. Таким образом, мы достигли уверенности, что во время партийных споров и боев среди русских нас не будут звать то одни то другие. Этой формулировкой я успокоил на время также тот консервативный и реакционный элемент в русской армии, который до последнего момента противился нашей самостоятельной армии и боялся ее.
Вскоре после разрешения вопроса Духониным я выбрал среди русских генералов начальником нашего корпуса генерала Шокорова. Главой Генерального штаба я сделал бывшего генерала Дитерихса; я узнал, что он в Киеве и работает на вокзале, как обыкновенный рабочий (я о нем слышал уже в Ставке); это была лишняя причина, почему я его выбрал для нашего Генерального штаба. На практике только с назначением обоих руководящих лиц была закреплена организация корпуса.
Здесь я должен сказать еще несколько слов о генерале Духонине. Он был молодым, энергичным и талантливым
