корабль-то был гражданский и, – Бриар понизил голос почти до шепота, – что это просто Тангорл уже не в себе, шарахается от каждого шороха и бросается на всех подряд, хоть и на простых фермеров, как этот.
– Да ты что! – возмутился жуз. – Чтоб глава Совета свихнулся? Не верю… Это бы многие заметили. Нет, нечисто там с этим летуном, нутром чую.
– Так вроде ж ничего не нашли в обломках?
– Да. Два трупа да ошмётки корпуса. Зерна ещё немного, и всё. Тут ты прав, ничего особенного. Но то и подозрительно: слишком уж чистенько, а без нарушений кто ж сейчас летает? – он покачал головой. – Ничего, один-то из этих выжил. Уж Советник Акелод сумеет его разговорить. Хотя нам какое дело сейчас до этого? Вот выяснят чего, дадут приказ, если вообще нам, тогда и подумаем. А сейчас, – Зераус замялся, – хватит уже сидеть тут и пялиться в никуда, пойдём, может, нальют пару глотков, а?
Бриар нехотя отвёл взгляд от черноты за стёклами обзорной полосы, вздохнул, будто покоряясь неизбежному, и легко поднялся на ноги.
– Ладно уж, пьянчуга ты чешуйчатая, пойдём.
Глава 9
Ка́ритос, 2169 год по земному исчислению
Закат догорал, рассыпаясь багряно-фиолетовыми сполохами, накрывавшими синеющую поодаль тёмную громаду старого леса.
Как исполинские дозорные, не упускающие из виду ни зверя, ни птицу, стеной вставали с самой опушки древние кедры. Гордо возносили они свои колючие тела к небесам, казалось, протыкая облака, словно шпили замковых башен. Их мощь и сила поражали всякого, кто побывал здесь. Да и те, кто жил здесь постоянно, всё равно не могли не изумляться величию гигантских деревьев.
Но непросто было живущим у их царственных ног: не каждый мог пробиться к свету и не быть искалеченным их раскинутыми ветвями. Однако сложность выживания для растений была почти несущественна по сравнению с опасностью, подстерегавшей всех, кто мог забраться вглубь этого невероятного леса. Там, в чёрной и влажной чаще, неосторожный путник мог наткнуться на страшные вещи: порванная, как бумага, кора, открывающая незаживающие раны на красно-коричневых морщинистых стволах; следы когтистых лап, больше двух или даже трёх человеческих ладоней; мертвящая тишина, не прерываемая даже стрёкотом насекомых; отвратительный, сшибающий с ног запах и, наконец, иссушенные оболочки людей, зверей, птиц, изредка шелестящие при ветре по рассыпавшимся скелетным костям.
И таков был не только этот лес, но и остальные здесь, на Каритосе. Немало горе-путешественников так никогда и не вернулись обратно. Но местных жителей это почти не пугало.
Они-то давно знали, что за твари населяют дальние чащобы. Знали и то, что те не любят света, а потому обычно не появляются за той нечёткой границей, что отделяет их всегдашние владения от солнечных равнин и пёстрых опушек. Больше того, поговаривали, что у многих вождей родов, населявших планету, в домах
