Да и что розенкрейцер, сейчас пол России масонов. Что еще ты предпринял?
– Отправил людей к Новосильцеву домой, они со всей тщательностью обыскали дом. Он невелик, единственным местом, где могли бы храниться бумаги, был железный шкаф, вделанный в стену кабинета. Ключ от него мы при обыске обнаружили у самого Новосильцева, так что открыли шкаф легко, но и там были одни чертежи, да несколько старых писем, писанных в разные годы. От жены, от брата, от свояченицы. Ничего компрометирующего в письмах не оказалось. И почерка такого, как тут, – он указал на донос, – не встречал.
Императрица задумчиво покачала головой.
– М-да, – недовольно сказала она, – получается, видно, что зря человека заподозрили. Скажи, Степан Иванович, ты природу человеческую лучше меня изучил: не могло ли случиться такого, чтобы кто-то пожелал свести с Новосильцевым счеты и решил убрать его руками твоих людей? Донос-то написан, гм… с фантазией, даже порох присочинили. Похоже, женская рука. Ты с женой его говорил?
– Жену дома не застал, она уехала на бал к Юсупову и в настоящее время там. Посылать за ней туда людей и вносить сумятицу я не решился, поскольку на балу присутствует его высочество Александр Павлович.
– Ах, озорник, – проворчала Екатерина Алексеевна, и лицо ее при упоминании о внуке осветилось нежностью, – все-таки поехал, хотя я все эти дни намекала ему, что буду недовольна, коли узнаю, что он отплясывает где-то этот мерзкий вальс. Нет, ну ты подумай Степан Иванович, какое непотребство – кружиться, обнимая даму за талию! Куда только мы идем, если прежде дворянство вдохновлялось идеями великих просветителей, а теперь все бредят непристойными телодвижениями, которые и танцем-то назвать нельзя!
Шешковский, терпеливо выждав, пока она умолкнет, невозмутимо проговорил:
– Насчет вальса, матушка, ничего сказать не могу, поскольку сам давно не танцую. А вот насчет жены Сергея Новосильцева…
– Да-да, – спохватилась императрица, – так что о ней?
– Покойный отец ее Филипп Васильевич Новосильцев продал свой дом на Исакиевской улице и дворовых людей князю Юсупову, любовнику своей дочери, жены Сергея Новосильцева. Юсупов дом перестроил, обставил и превратил в гнездышко, где они с его ненаглядной тайно от ее мужа ворковали. И мелькнула у меня мысль, что неплохо бы и в том доме глянуть.
– В доме Юсупова? Ты поосторожней, Степан Иванович, я с Юсуповым ссориться не желаю, – шутливо-недовольным тоном протянула Екатерина Алексеевна, – Николай Борисович у меня всеми театрами и фарфоровыми заводами заведует, обидится – останемся без зрелищ и без фарфора.
– Дом, матушка, теперь уже более не юсуповский, недавно он подарил его мадам Новосильцевой, все бумаги честь по чести составил. Вернул, можно сказать, своей даме сердца дом родительский. Люди мои, обыскивая этот самый родительский дом мадам Новосильцевой, сразу
