любители громких заголовков, в истории "Союза рыжих" впервые в мою письменную речь проник данный персонаж, и тогда же ситуация почти мгновенно переменилась. Начиная с летних дней девяносто первого года, весь последующий период моей деятельности полностью совпал с пиком популярности этого проходимца, а потому пытаться оспаривать достоверность слухов, связанных с его именем и пышно расцветших сначала среди улиц Лондона, а затем захвативших Англию и весь мир, было невозможно. Газетчики, а с их помощью и публика с удовольствием подхватили и развили глубоко симпатичную им мысль о бездарности и лени полицейских, чью работу оплачивает общество, и тотальном превосходстве над ними гениального самоучки, бессребреника, распутывающего зловещие загадки за символические деньги, исключительно из потребностей своего ненасытного до работы ума. Во многом причиной такого враждебного отношения к полиции служил особый склад ума британца, в особенности лондонца, видевшего в полисмене посягателя на его гражданские свободы, чуть ли не шпионящего за людьми с их частной жизнью. Едва наметившемуся улучшению ситуации сильно повредил коррупционный скандал в Скотланд-Ярде, случившийся в конце семидесятых, когда лучшие люди суперинтенданта Уильямсона были застигнуты за получением взятки от мошенников, орудующих на тотализаторе. Этой атмосферой недоверия к официальному уголовному сыску вполне успешно пользовались частные сыщики, коих развелось предостаточно. Но их успех заключался отнюдь не в результатах деятельности – отсутствие профессионализма, организации, системы сбора информации и многого другого остро сказывалось на качестве их работы. Такие сыщики отрабатывали частные заказы и не совались в дела полиции. Холмс стал первым, кто бросил открытый вызов Скотланд-Ярду. Он пытался сделать себе имя, нарочито пересекая нам дорогу и стремясь превратить поиск и поимку преступников в нелепое соревнование одиночки с полицией, в котором таланты первого непременно должны были обеспечить ему победу.
Ничего не могу сказать о его так называемой агентуре из уличных мальчишек. Подозреваю, что ее не было вовсе, и новости он узнавал обычным способом из газет. Но иногда до его ушей долетал слух о том, что возле такого-то дома по такой-то улице в толпе зевак с тревогой и возбуждением обсуждают прибытие детективов с набережной Виктории, и в самый разгар нашей работы, когда производился осмотр места и опрос очевидцев, он успевал не просто примкнуть к любопытным, но еще и самоуверенно вторгнуться в самый центр, преодолевая оцепление с помощью важного вида и уверений, что "полиция отчаянно нуждается в его помощи". Появившийся через пару лет доктор Уотсон составил ему компанию, вероятно, для внушительности и из собственного безделья. Теперь топтаться на месте преступления, затирая важные следы и улики и отвлекая нас глупыми замечаниями, они стали вместе. Доктор, правда, больше молчал, но умудрялся как-то особенно неудачно путаться под ногами. Мне ничего неизвестно о его восточном прошлом, возможно, он действительно когда-то принадлежал
