собаке отравленную палку за тем, чтобы она, облизав хозяина, перед собственной смертью успела стать его убийцей. Тем же успехом у него пользовались ножи, не оставляющие ран, огнестрельное оружие, стреляющее бесшумно, безгильзно, а иногда и беспульно, то есть черт те чем. Но и этого ему было мало, так что особое место в его теориях занимали совсем уже экзотические способы убийства, таковые, что искусно скрывали сам факт насильственной смерти, а потому, по его мнению, не попали под наше подозрение, но были когда-то успешно им раскрыты.
При всем расположении к его неиссякаемой фантазии и несомненному таланту рассказчика, вдохновляющего его самого в такие моменты до некого подобия веры в собственные разглагольствования, слушателю пришлось бы на слово поверить в такие случаи из его практики, как, например, убийство испугом, когда немилосердный губитель, зная о нежной привязанности жертвы к разведению георгин, уничтожил несчастного умышленной ложью о бесцеремонном вторжении соседских овец, вытоптавших всех обитателей его клумбы. Или не менее жестокое убийство нескончаемым смехом. Циничный наследник в том примере использовал целую серию заготовленных уморительных шуток. Жестокосердный произносил их с ледяными глазами и не позволил собственному хохоту сбить себя от намеченной цели, так и не допустив ни малейшей паузы, пока сотрясающееся, словно суфле, тучное тело его престарелого родственника окончательно не замерло в кресле под анекдот о сеттере, освоившем игру в карты, но так и не научившемся блефовать из-за виляющего хвоста. Были в его арсенале и случаи умерщвления щекоткой, вопросом, поставившим в тупик, парадоксальным афоризмом, не только разрывающим сознание, но и физически уничтожающим сам мозг, отвратительным пением и бог знает, чем еще.
Со своей вывернутой логикой в безруком ему легче всего было заподозрить карманника, а в безногом – тайного курьера. В замочной скважине он рассчитывал найти ресницы подглядывающего, но особенной его страстью был мусор. Он с упоением рылся в нем, для чего не ленился опрокидывать контейнеры. Разбросав их содержимое по мостовой и не найдя в них чего-то ожидаемого, он, рассеянно подперев подбородок рукой, тихо удалялся, оставив разбирательство с возмущенными жителями на долю дежурного констебля.
Первое время, пока эти господа лишь игрались в сыщиков в свое удовольствие, нас это до некоторой степени развлекало. В Ярде посмеивались над манерой Холмса театрально запахиваться в плащ после очередного "резюме", внезапно резко разворачиваться и быстро покидать место преступления, лихо сдвинув кепи набок. При этом старина доктор, замыкавший гордое шествие, часто оглядывался на нас с каким-то многозначительным прищуром, стараясь, вероятно, придать взгляду своих добрых и глупых глаз побольше сарказма и сожаления по поводу нашей ограниченности. Поначалу он так восхищался своим патроном, что зачастую не мог сдержаться, чтоб не пригласить нас присоединиться
