на нее смотрел, но так, как обыкновенно смотрят на какое-нибудь никогда не виданное и несколько гадкое животное.
Сев в экипаж, Александра Григорьевна пригласила с собой ехать и Захаревских: они пришли в церковь пешком.
– Что вы изволите беспокоиться, – произнес Ардальон Васильевич, и вслед затем довольно покойно поместился на передней лавочке коляски; но смущению супруги его пределов не было: посаженная, как дама, с Александрой Григорьевной рядом, она краснела, обдергивалась, пыхтела. Маремьяна Архиповна от природы была довольно смелого характера и терялась только в присутствии значительных особ. Когда подъехали к их красивому домику, она, не дав еще хорошенько отворить дверцы экипажа, выскочила из него и успела свою почтенную гостью встретить в передней. В зале стояли оба мальчика Захаревских в новеньких чистеньких курточках, в чистом белье и гладко причесанные; но, несмотря на то, они все-таки как бы больше походили на кантонистов[8], чем на дворянских детей.
– Пожалуйте сюда в гостиную, – говорила Захаревская почти задыхающимся голосом.
Александра Григорьевна вошла вслед за ней в гостиную.
– Сюда, на диванчик, – говорила Маремьяна Архиповна.
Александра Григорьевна села на диванчик. Прочие лица тоже вошли в гостиную. Захаревская бросилась в другие комнаты хлопотать об угощении.
– Это ваши молодцы? – обратилась Александра Григорьевна несколько расслабленным голосом к хозяину и показывая на двух его сыновей.
– Да-с, – отвечал тот с некоторою нежностью.
Разговор на несколько минут остановился: по случаю только что выслушанной заупокойной обедни по муже, Александра Григорьевна считала своею обязанностью быть несколько печальной.
– Мне часто приходило в голову, – начала она тем же расслабленным голосом, – зачем это мы остаемся жить, когда теряем столь близких и дорогих нам людей?..
– Воля божия на то, вероятно, есть, – отвечал Ардальон Васильевич, тоже придавая лицу своему печальное выражение.
– Да! – возразила Александра Григорьевна, мрачно нахмуривая брови. – Я, конечно, никогда не позволяла себе роптать на промысл божий, но все-таки в этом случае воля его казалась мне немилосердна… В первое время после смерти мужа, мне представлялось, что неужели эта маленькая планетка-земля удержит меня, и я не улечу за ним в вечность!..
На это Ардальон Васильевич не нашелся ничего ей ответить, а только потупился и слегка вздохнул.
– Меня тогда удерживало в жизни и теперь удерживает конечно вот кто!.. – заключила Александра Григорьевна и указала на Сережу, который все время как-то неловко стоял посредине комнаты.
Старший сын хозяев, должно быть, очень неглупый мальчик, заметил это, и когда Александра Григорьевна перестала говорить, он сейчас же подошел к Сереже и вежливо сказал ему:
– Вы устали, я думаю, в церкви; не
Кантонисты – в XIX веке дети, отданные на воспитание в военные казармы или военные поселения и обязанные служить в армии солдатами.
