и туманности ваших слов. Я вас спросил, все ли здесь было спокойно в мое отсутствие, сделайте одолжение, потрудитесь ответить мне на этот вопрос.
– Совершенно спокойно, ваше высочество… о, совершенно спокойно! – выпалила старая придворная марионетка эту явную ложь.
– Я это запомню, господин канцлер, – сухо промолвил принц. – Итак, вы заверяете вашего государя, что со времени его отъезда здесь не случилось ничего такого, о чем вы должны были бы донести мне и о чем мне следовало бы быть осведомленным. Превосходно!
– Призываю ваше высочество и господина доктора в свидетели, что ничего подобного я не говорил! – воскликнул Грейзенгезанг. – Подобных выражений я не употреблял.
– Постойте! – сказал принц и, с минуту помолчав, продолжил: – Господин Грейзенгезанг, вы человек старый, вы много лет служили моему покойному отцу, прежде чем стали служить мне, и мне кажется совершенно несовместимым с чувством вашего достоинства и уважения к моей особе бормотать какие-то извинения и поминутно натыкаться на ложь, как вы это сейчас делаете. Соберитесь с мыслями и затем сообщите мне ясно и категорически обо всем, что вам поручили скрыть от меня.
Готтхольд тем временем низко склонился над своим столом и, казалось, погрузился весь в свою работу, но временами плечи его приподнимались и колыхались, как от сдавленного смеха. Принц Отто сидел спокойно, пропуская между пальцами кончик своего тонкого платка, и терпеливо ждал.
– Ваше высочество, – начал старый канцлер, – я, право, не умею и не знаю, как вам изложить, так, своими словами, без всяких документов, на которые я мог бы сослаться или опереться, те в некотором роде важные события, которые выяснились в эти последние дни. Я положительно затрудняюсь… для меня это совершенно невозможно, поверьте мне, ваше высочество, это свыше моих способностей.
– Пусть так, – сказал принц, – я не стану осуждать ваш образ действий; я желаю сохранить между нами мирные, дружелюбные отношения, потому что я не забыл, что вы мой старый слуга, что с самых юных дней моих вы всегда хорошо относились ко мне и затем в течение нескольких лет верно служили мне. Помня все это, я готов оставить этот вопрос, на который вы так упорно уклоняетесь дать мне немедленный ответ, до другого времени. Но сейчас в ваших руках бумаги, и я полагаю, что вы, господин Грейзенгезанг, не можете отказать мне в разъяснении сути и содержания их.
– О, ваше высочество, – воскликнул старый канцлер, – это совершенно пустое дело, это, в сущности, просто полицейское дело, и дело чисто административного порядка, ничего общего с государственными делами не имеющее… Это бумаги, конфискованные, то есть отобранные, у одного английского путешественника.
– Отобранные? – спросил Отто. – Каким это образом? Объясните, сделайте милость!
– Вчера вечером сэр Джон Кребтри был арестован, – подняв голову от своей работы, сказал Готтхольд.
– Верно это, господин канцлер? – спросил Отто, мрачно
