style="font-size:15px;"> – Дай тебе Бог счастья, доли и доброго здоровья, – окинула взглядом сестру, немудрёное убранство горницы, поджала губы и, поправив платок на голове, вышла, пропустив вперёд Ивана.
Устинья шла домой и вдруг неожиданно для себя почувствовала, как шёлком стелется трава под её босыми ступнями, как тянет лёгкий запах берёзового дыма от топившихся бань, подняла голову и увидела, какое бескрайнее небо над головой, каким пожаром горит закат!
За суетой и волнением, в подготовке к отъезду пролетела неделя. Мать переселили к Акулине и устроили на печи – там теплее. Днём Акулина помогала ей перебираться на завалинку, а если было пасмурно, то на лавку к окну. Тёлку прирезали и продали. Соседи смотрели на них, как на ополоумевших. Середь лета, когда скотина на вольной траве бока наедает, семья, которая перебивается с хлеба на квас, вдруг зарезала тёлку.
Настал день отъезда. Утро выдалось туманное. Во дворе дома Устиньи громоздились тюки, в которые упаковали подушки, тёплую одёжу, какая была, чугуны и весь остальной домашний скарб. Мальчишки, умытые и одетые во всё чистое, устроились на завалинке, как воробьи на насесте. Лёнка и Наська на правах старших помогали матери. Акулина вынесла табуретку и поставила у ворот, посадив на неё Прасковью. Она сидела, поставив перед собой выструганный из талины костыль, опираясь на него узловатыми, тёмно-коричневыми от загара руками, и тихо про себя молилась, иногда тяжело вздыхая и произнося вслух отдельные слова. И невозможно было понять: печалится она или надеется на лучшую долю для дочери и внуков.
Тихон подогнал ко двору испрошенную накануне у председателя подводу. Началась погрузка. Сам он укладывал тюки, а Устинья и дочери, бестолково суетясь, то что-то поправляли на подводе, то пытались помочь Тихону. Наконец всё уложили. Тихон присел на корточки рядом с тёщей:
– Не тревожься, мать! Пройдёт каких две-три недели, и получишь от нас весточку. А там устроимся и за тобой приеду. Ещё поживём!
– Бог в помощь! Детей берегите пуще глаза свово. А я що ж, я подожду. Только бы не очень долго, а то кабы не помереть, – Прасковья зажала между колен костыль, обхватила ладонями голову зятя и поцеловала в кудрявую макушку.
– Присядем на дорожку, – Тихон устроился рядом с сыновьями. Акулина тем временем обошла дом, надворные постройки и тоже присела рядом. Устинья с дочерьми устроилась на краю телеги, лицом ко всем.
– Пора! – Тихон помог Илюшке забраться на самый верх тюков, и семья Родкиных тронулась в дальний путь.
Прасковья попыталась встать, но ноги подкосились, и она опустилась назад. Акулина стояла рядом и смотрела вслед громыхающей телеге долго, пока та не скрылась из вида. Потом помогла матери подняться и тихонько повела её в свой дом.
Сибирь
Поняв, что даже в общем вагоне он свою семью не увезёт, Тихон с кем-то договорился, и их заперли в товарный вагон. С такими тюками и такими деньгами надеяться больше не на что. Было в вагоне то холодно, то невыносимо жарко. Семейство, привыкшее пусть к
