меч. Рука не подчинилась ему. Он испытал что-то вроде легкого головокружения оттого, что долго смотрел в черные глаза Мары.
– Руби, – предложила она. – Ты сильный, я слабая. Бей, не жалей.
Он бросил меч в ножны и, оскальзываясь на хвое, пошел к Златогриву. Конь подпустил его беспрепятственно и даже вытянул морду, шевеля волосатыми губами: он как бы извинялся за недавнюю строптивость.
Олег взялся за луку, просунул сапог в стремя и посмотрел на Мару.
– Сколько тебе лет? – спросил он.
– Все мои, – отрезала она.
– Дети есть?
– Нет, – сказала она.
Он легко перебросил ногу через седло и сел, глядя на Мару сверху вниз. Она не знала, чего ждать от него дальше. Она понимала язык зверей и птиц, видела в темноте, заглядывала в будущее и прошлое, отводила глаза и наводила порчу, становилась невидимой или принимала другой облик… и при этом была совершенно беспомощной перед этим мужчиной, потому что совсем не знала мужчин.
– Плохо, – сказал Олег.
– Я рожу, – пообещала Мара, чуть не плача от боязни утратить зародившуюся в ней надежду.
Ведь он не ускакал, хотя она больше его не держала. Он задавал вопросы и что-то решал про себя. Что? Может, заглянуть ему в голову?
Мара подняла руку к серьге, но не взялась за нее, а сделала вид, что поправляет пряди волос, упавшие на лицо.
– Рожать не надо, – поморщился Олег. – Мне мамка для племянника нужна. Прежнюю прогнать пришлось, а одна не справляется. Своевольный сорванец и непоседливый.
– Я справлюсь, – сдавленно произнесла Мара. – Я что хочешь для тебя сделаю.
– Поглядим. Ступай за мной.
– Иду.
Она наклонилась за шкурой.
– Нет, – качнул он головой. – Оставь здесь.
– Как скажешь.
– Смотри, – предупредил Олег, – отстанешь или остановишься, так тому и быть. Второй раз не позову.
– Как скажешь, – повторила Мара.
– Тогда поехали.
Вместо того чтобы пустить коня шагом или хотя бы неспешной рысью, Олег понесся вскачь. Время от времени он оглядывался, проверяя, далеко ли Мара. Но она держалась на одном и том же расстоянии, хотя ей приходилось бежать босой, прокалывая ступни и сбивая пальцы. Ее локти и колени двигались безостановочно и механично, как у деревянной куклы, которую дергают за веревочку. Волосы поднялись дыбом, отброшенные назад. По неизвестной Олегу причине она сделалась гораздо краше, чем при встрече, и словно продолжала хорошеть, расцветая на глазах. Он вдруг понял, что больше не хочет избавляться от нее, но им руководили азарт и желание добиться того, чтобы эта странная девушка выдохлась и крикнула, что сдается.
Но нет, она не собиралась сдаваться. Пробежав не менее версты, она двигалась за Златогривом как привязанная. Ее ладони не были стиснуты в кулаки, как у бегущего мужчины, а были распрямлены и резали воздух с завидной
