животными.
– Как тебя звать? – спросил Олег, когда все закончилось и помутнение в голове рассеялось.
– Мара, – ответила она, глядя на него.
– Странная серьга у тебя, Мара.
Он протянул руку и отдернул, едва прикоснувшись к острой звезде.
– Жжется? – усмехнулась она. – Заговоренная. Не дается чужим. Только мне служит.
– И что будет, если снимешь? – спросил он.
– Плохо будет, – сказала Мара без улыбки. – Всем. Пусть будет. Она ведь тебе не мешает?
Ничего не ответив на это, Олег прижал ее руки к земле и опять навалился сверху. На этот раз он терзал ее долго, с оттяжкой и наслаждением. Дожидался, пока Мара начнет мелко дрожать под ним, готовая взорваться, и останавливался, дразня ее языком, губами и пальцами. Кончилось это тем, что она впилась ногтями в его ягодицы и стала двигать их все быстрее и быстрее, пока Олег не забыл о своей игре и не сделался таким же жадным и нетерпеливым, как и Мара.
– Люблю тебя, – чуть отдышавшись, прошептала она.
Он откатился и стал натягивать штаны.
Глава седьмая
Власть и страсть
Никогда и никого Мара не любила так, как полюбила этого молодого мужчину с жестким взглядом и нежными губами. Он был ее первым. До сих пор мать не позволяла Маре сходиться с мужчинами, чтобы, утратив целомудрие, она не потеряла вместе с ним и свои способности.
– Ты не такая, как все, – твердила старая Мокша. – Даже я не смогу сравняться с тобой, если ты сохранишь силу. Не думай о кобелях, не подпускай к себе. Они как пиявки. Присасываются и пьют, пока не остается одна оболочка.
Ах, как же она ошибалась! Мать сама не знала мужчин, поэтому ничего в них не понимала. Они не отбирали силу, а наполняли ею. Горячей, упругой, разливающейся внутри жидким пламенем. Переполненная ею, Мара хотела подняться высоко-высоко и парить там, обозревая земные красоты. Но это означало покинуть Олега, а она не могла расстаться с ним ни на мгновение.
– Отпусти, – сказал он, выдергивая руку. – Ехать пора.
– Поедем, – согласилась она.
Олег, поправлявший подпругу на своем златогривом скакуне, обернулся, смерив ее холодным взглядом.
– Князю негоже якшаться с лесными дикарками. Может, ты мавка? А может, и впрямь ведьма? Незачем нам быть вместе.
Черное, тяжелое, холодное, как донный ил, отчаяние начало стремительно заполнять душу Мары. Олег уезжал. Взял обманом и бросил? Не бывать этому!
Глядя на коня, она взялась правой рукой за сережку. Тот встрепенулся и отпрянул, не позволяя Олегу поставить ногу в стремя.
– Очумел? А ну, стой смирно!
Златогрив не подчинился, хотя хозяйский кулак с намотанной на него уздой причинял ему немалую боль. Он не понимал, что с ним происходит, но точно знал, что человек в седло не сядет, а если и сядет, то продержится там недолго. Так было надо, и с этим Златогрив ничего не мог поделать.
Храпя и лязгая зубами, он все время держался мордой к хозяину,
