воевода спешился и пошел смотреть могильник.
– Зачем ратников так много? – спросил Гостомысл, зябко потирая руки. – Я такую уйму народа не размещу.
– И не надо, – сказал Братич. – Ночевка не предвидится. Вот дождемся князя и начнем.
Олег прискакал в окружении стражников Сигура, намного опередив обоз с гробом Рюрика. Под распахнутой шубой поблескивали латы. Гостомыслу это не понравилось. Он вдруг понял, что находится в полутораста верстах от Ладоги с сотней дружинников, захвативших с собой больше лопат и заступов, чем оружия. Кольчуги, чтобы не мешали копать и не холодили тело в стужу, оставили дома.
– Ну, воевода, хвастайся, – сказал Олег, не спеша спрыгивать с дымящегося белого коня. – Все ли удалось тебе?
– Пойдем, покажу, – предложил Гостислав.
– А чего глядеть? Яма, она и есть яма. Ляжешь в нее, уже не поднимешься.
Произнеся эти слова, Олег улыбнулся, но не весело, а зло, и так поглядел, что рука Гостомысла сама собой легла на рукоять меча.
Сигур, стоявший рядом, тотчас положил сверху свою тяжелую ладонь и придавил.
– Не гоношись, паря, – предупредил он.
Гостислав дернулся было бежать. Ему не позволили стражники, удержав на месте.
Олег поднялся в стременах и провозгласил, пуская клубы пара:
– Ратники ладожские! Кто хочет, с воеводой своим оставайтесь, кто хочет, может домой возвращаться.
Жилы на шее Гостислава надулись, когда он крикнул:
– Не верьте князьку, ребятушки! Он вас рассеять хочет и перебить поодиночке.
Его дружинники, переглядываясь и гомоня, стали сбиваться в кучу, теснимые со всех сторон конниками с выставленными копьями. Так могли бы выглядеть овцы, окруженные волчьей стаей. Какой-то лихой десятник попробовал махать мечом и был проткнут сразу тремя наконечниками. Пуская алую кровь изо рта, он о чем-то просил соратников, к чему-то их призывал, но на деле получалось одно только неразборчивое бульканье.
– Уходите кто хочет, – повторил Олег. – Бросайте оружие и айда.
– Что вам дома скажут? – надрывался Гостислав. – Думаете, простят предателей? А вот и нет. Вздернут всех, помяните мое слово.
Все его выслушали, но мало кто послушался. В подавляющем большинстве ладожцы кидали мечи и секиры на снег, торопливо запрыгивали в седла и спешили выбраться из окружения. С воеводою осталось одиннадцать воинов. Кто из верности, кто из упрямства, кто из страха перед последствиями. Все они были вооружены и зыркали по сторонам из-под войлочных подшлемников.
По приказу Братича новгородцы составили щиты, поднажали и сбросили кучку ладожцев в вырытую для Рюрика могилу. Гостислав понял, что тайное стало явным, а значит, настал его смертный час. Не побледнел он, не поник головою, а расправил плечи и выпятил черную бороду.
– Я отомстил за отца! – выкрикнул он, глядя снизу синими очами. – А ты, князь, душегубством занимаешься.
