же. Вы не представляете, какой ад нам пришлось пройти, – его голос звучал глухо, как через толщу воды.
Артур хотел засыпать его градом вопросов, но Стас, кажется, заговорил сам с собой.
– Это было семь лет назад. Меня, моего друга – Гогу, и еще четырнадцать ребят похитили неизвестные – привезли на автобусе. Там дали таблетку… Таблетку, в которой содержалась чудовищная инфекция… Всем раздали оружие. Они заставляли нас убивать.
Артур обомлел: слово в слово, все совпадало с тем, что сейчас творилось в лагере ИКОНА!
– Но потом… Бл*, что же творилось потом… – он растер руками лицо. – Вам, ребята, повезло, что вы умудрились сбежать! Вы еще самого п*здеца не видели.
Артур хотел было спросить его, что может быть страшнее серии убийств абсолютно незнакомых людей, но Стас заговорил сам:
– Мы с Гогой остались одни. Получили антидоты и выжили. Он… Не всегда был таким, как сейчас, – Стас со смертной печалью и смирением в глазах покосился на друга. – Он был красивым парнем, серьезно, очень красивым. А потом нас заставили пройти через Временно́е окно.
Артуру показалось, что он ослышался. Или, может, Стас оговорился? Нет, его слова звучали твердо и уверенно. Это прозвучало зловеще, как название какой-то ужасной казни.
Стас устремил взгляд в пустоту; с его губ сорвался тихий вздох, и он безжизненным тоном продолжил:
– Это то, зачем вы там. Вас готовят. Лучшего отправят через Окно. Это… Какой-то эксперимент. Нам сказали, что мы появимся в таком же здании, только в другой части страны. Там было холодно. И больно. С Гогой начала твориться какая-то херня, а когда мы вышли, на дворе стоял девяносто второй год. Я очнулся здесь, на пляже, весь седой, а рядом Гога – такой, каким вы видите его сейчас… Нас подобрал старый рыбак, он был немой. Я объяснял ему, что случилось, объяснял… А он то ли не поверил, то ли не придал значения. Вот мы с ним года четыре прожили, а там он и помер. Я… в город не поехал, там меня за психопата-убийцу примут. А у Гоги мозги как пюре, он не объяснит, как все было на самом деле. А такому и не поверят. В общем, теперь я здесь – сорокалетний, вместе с другом-инвалидом. А нам бы сейчас было по двадцать лет, жили бы себе, оба – молодые… Но нет же, не повезло… – он, видимо, хотел крикнуть и ударить что-нибудь, но вместо этого лишь сухо повторил: – Не повезло.
Артур сидел, с трудом переваривая сказанное Стасом. Страшно клонило в сон, мозги с трудом перерабатывали информацию, но стоило ему представить, как корежит несчастного Гогу и как седеет на глазах Стас, ему становилось жутко и тянуло блевать. Он не мог поверить, ему не хотелось верить. Неужели наука исследует проходы во времени? И какими же ученые стали аморальными ублюдками, раз проводят опыты на подростках!
И если ИКОНА – объединенная научная академия, то правительство в любом случае должно об этом знать. Выходит, никакая полиция им не поможет. Они обречены… Артуру представилось, как Барковский медленно шевелит пальцами, к которым привязаны нитки, и он, Артур, неловко болтается, как марионетка. Потом он начинает барахтаться, извиваться,
