государства стоит зверюга, который только что со своими-то расправился так, что мало не показалось, а уж с чужими... Он ответит то же, что ответил несколько дней назад Вахиду.
Мазуз быстро напечатал: «Я верю в предсказание. Но время еще не настало. Пока у власти Шарон, никакой захват территории Канфей-Шомрон невозможен». Затем поднялся, потянулся, прохромал к оттоманке... и вдруг услышал откуда-то ниоткуда голос Вахида: «...имя героя будет напоминать название одного из вражеских племен – Яджуджа или Маджуджа». Вспышка – озарение – и он вскочил, как ошпаренный. Маджудж – Мазуз!
– В последний раз спрашиваю, что тебе известно насчет шестнадцатого января?
– Сайиди! – Господин! – черноусый Ахмед молитвенно сложил руки перед грудью. – Ва-Алла эль-адхим… Клянусь Аллахом...
– Это я уже слышал. Тебе нечего добавить?
Ахмед воздел руки к небу. Еврейский офицер распахнул дверь вагончика и, высунувшись, крикнул:
– Шмуэль!
Словно из-под земли, в дверном проеме появился широкоплечий и мелкоголовый сержант Барак.
– Расстреляй его, – спокойно сказал Коби и сделал жест правой рукой, будто стряхивал крошки со скатерти.
– То есть к-как «рас-с-стреляй»? – растерянно прошептал Ахмед. Всякий раз, начиная нервничать, он заикался, что придавало ему весьма жалкий вид. Впрочем, израильтянина, похоже, это не трогало.
– Как? Сейчас увидишь, как, – спокойно проговорил Коби и демонстративно погрузился в чтение бумаг.
– Пошли, – равнодушно сказал сержант, передернул затвор автомата и легонько прикоснулся дулом к плечу усача. Тот отскочил, будто от этого прикосновения его ударило током.
– В-вы не с-сделаете этого! – завопил он.
– Это еще почему? – удивился Коби. – Только не вздумай дергаться, бросаться на нас или пытаться убежать. Ничего, кроме лишних мучений, ты себе этим не доставишь. И нам неудобства – например, потом кровь твою с пола вытирать.
Ахмед в ужасе посмотрел на линолеумный пол, как будто по нему уже растекались потоки его алой крови и их вытирали грязными тряпками. Почему-то мысль о фланели или мешковине, в которую будет впитываться его кровь, оказалась для него совершенно непереносимой.
Коби меж тем невозмутимо продолжал:
– Так что уж, пожалуйста, без эксцессов. Тихонько сходи с сержантом в лесок, а потом тебя там и закопают.
– Сп-п-прашивайте, господин, – одними губами нарисовал Ахмед.
Коби хотел было в четвертый раз пробубнить: «Что тебе известно про шестнадцатое января?», уже трижды обломавшееся об ответное «Ничего, господин!», но – внезапное озарение! – и он, сам вскочив со стула, навис над столом, по другую сторону которого кукожился Ахмед, и буквально выдохнул:
– Что это за проход между скалами, с которого начинается твоя кассета? Где он? Зачем он?
Ахмед выпрямился (Эх,
