в сторону и спросила меня:
– Ты знаешь такие истории?
Во время поноса я приняла твердое решение никогда больше с этой птицей ни о чем не разговаривать, а потому ничего ей не ответила. Единственные королевы, которых я знала, правили в муравейниках и термитниках, и имен у них не было. Впрочем, откуда нам, собакам, знать, есть у них имена или нет? То, что мы не давали им никаких имен, еще, пожалуй, не означало, что у муравьев и термитов и в самом деле их не было. Нам и о жизни людей было известно отнюдь не много, да и люди не имели ни малейшего представления о том, что мы, собаки, думаем и чувствуем и каким мы видим окружающий нас мир.
– Да, ты знаешь такие истории? – с надеждой в голосе спросил Макс.
Ему, похоже, очень хотелось их услышать – возможно, потому, что в них шла речь о сильном существе, а он как раз чувствовал себя слабым.
– Нет, не знаю.
– Тогда расскажи мне какую-нибудь другую, – попросил он, и вид у него при этом был слегка разочарованный.
Может, мне и в самом деле спеть ему какую-нибудь историю? Спеть своим голосом, который гораздо грубее, чем у Песни? Что подумает обо мне Макс? Станет ли он еще более разочарованным?
Мысль о том, что я выставлю себя в неприглядном виде, была для меня такой неприятной, что я тут же нарушила данное самой себе обещание не разговаривать с птицей.
– А ты можешь нам что-нибудь спеть? – спросила я у нее.
– Ой, вообще-то я лучше послушала бы твой рассказ, – весело прочирикала она.
Мерзкая птица уже заметила, как это все для меня мучительно.
Я обругала себя за то, что заговорила с ней. Почему эта сволочь не сидит сейчас в своей стайке таких же птиц с красной шеей, как она? Возможно, другим птицам так надоели ее насмешки, что они ее прогнали.
От Макса опять слегка запахло страхом. Это было не удивительно: он ведь не привык спать под открытым небом. Кроме того, у него явно все еще болел живот. Мне захотелось избавить его от страха, немного развеселить.
Я стала подбирать для нас подходящие истории. Вообще-то я хорошо помнила только одну, а именно историю о Пере, брате собаки-матери.
Эту историю я на мусорной свалке частенько пела самой себе – особенно когда мне было очень грустно. Пела я ее, конечно же, негромко, а наоборот, очень даже тихо, чтобы мои братья и сестра не могли меня услышать. Поэтому сейчас впервые кому-то предстояло услышать эту историю в моем исполнении.
Я разволновалась. Очень сильно разволновалась. Я боялась показаться смешной. Мои первые звуки:
У собаки-матери был младший брат,
– прозвучали фальшиво. Как и следующие:
Совсем не такой, как другие волки.
Птица засмеялась:
– Кто тебя учил петь? Кошка, угодившая хвостом в огонь?
– Закрой свою пасть! – рявкнула я.
– У меня нет пасти.
– Тогда морду!
– Ее у меня тоже нет.
– Закрой то,
