могла крепиться другая сторона палубы. Робин прикинула расстояние между ступенями на мачте – около трех футов; как раз с таким просветом устанавливали палубы для рабов.
Она попыталась представить, как выглядит трюм в оборудованном виде – ярус за ярусом низких галерей, куда можно заползти лишь на корточках. Полки шли в пять рядов, значит столько же и палуб, и каждая набита обнаженными черными телами, как банка сардинами, в грязи и нечистотах, их собственных и тех, что сочатся сверху через щели. А как представить, что происходит в полосе штилей на экваторе, в удушающей жаре, или когда две тысячи человек исходят рвотой от морской болезни в бурных водах, где Мозамбикское течение омывает берег у мыса Игольный? Что происходит, если в этом скопище человеческого страдания вдруг вспыхивает эпидемия холеры или оспы? Воображение отказывало, и Робин постаралась выбросить из головы ужасные картины, вновь и вновь взбираясь на груды ящиков и освещая каждый уголок в надежде найти более весомые доказательства.
Если в трюме есть доски для невольничьих палуб, они должны лежать в самом низу, под остальным грузом, и добраться до них никак нельзя… Впереди высилась дюжина огромных бочек, прикрученных болтами к переборке. Возможно, там вода, а может, ром на продажу… хотя, когда рабов возьмут на борт, воду можно налить вместо рома. Робин постучала по округлому дубовому боку ручкой скальпеля – звук глухой, значит в бочке что-то есть.
Она присела на корточки на одном из тюков и полоснула по шву скальпелем, потом запустила руку внутрь, зачерпнула горсть содержимого и рассмотрела в свете фонаря. Бусы для торговли с туземцами, нанизанные на хлопчатобумажные нити. Нитка бус длиной от кончиков пальцев до запястья называлась битиль, четыре таких нитки составляли хете. Сделанные из ярко-красного фаянса, они относились к самой ценной разновидности – сам-сам. За один хете таких бус африканец из первобытного племени продаст в рабство сестру, а за два хете – брата.
Робин поползла дальше, осматривая ящики и тюки. Рулоны хлопковой ткани с ткацких фабрик Салема, известной в Африке как меркани – искаженное «американский». Клетчатая материя из Манчестера – каники. Вот длинные ящики с лаконичной надписью «Ружья». Скорее всего, мушкеты, обычный товар на побережье, вовсе не обязательно для покупки рабов, а например, слоновой кости или копаловой смолы… Чувствуя усталость от бесконечного лазанья вверх-вниз и нервного напряжения, Робин села передохнуть, прислонившись к тюку с меркани, как вдруг что-то больно врезалось ей в спину. Она поменяла положение, потом сообразила, что в ткани ничего такого быть не может. Ощупала тюк и еще раз распорола мешковину.
Между слоями материи торчало что-то черное и холодное на ощупь. Робин потянула его к себе – толстые железные кольца, соединенные цепью. «Браслеты смерти» – так их называли в Африке. Вот наконец и доказательство, явное и неопровержимое, – стальные наручники с цепями, неизменный атрибут гнусного промысла.
Робин расширила отверстие. Наручников
