style="font-size:15px;"> – Госпожа Бочарова, наши читатели интересуются, почему вашей части дано такое поэтическое название: «Батальон смерти»? – спросил корреспондент.
Тут Алексей сделал несколько шагов вперед. Любопытно было послушать, что она ответит.
Вблизи стало ясно, что Бочарова не важничает и не позирует, а просто переминается с ноги на ногу от нетерпения и явно хочет побыстрей отделаться от интервьюера.
Хмурясь, она коротко ответила:
– Потому что мы все умрем.
Сказано было без пафоса, скорее с досадой, словно женщине скучно объяснять очевидные вещи. Романов сощурился, решив приглядеться к этой шарообразной тетке получше.
– Но на войну идут, чтоб победить, а не чтоб умирать, – возразил репортер.
– Это мужчины. А женщина, коли уж взяла ружье, значит, совсем край. Вот полягут мои девочки, мужики на это поглядят. Может, стыд их возьмет. И бросят дурака валять, возьмутся воевать всерьез. Тогда немец сам мира запросит, война и кончится… Всё, времени больше нет. Дел много.
Маленькие глазки были устремлены на Алексея.
– Вы ко мне?
С грубостью Романов решил пока повременить. Слова Бочаровой его поразили.
– Штабс-капитан Романов, назначен старшим инструктором.
Командир батальона пожала ему руку. Лапища у нее была большая и сильная, неженская. Предписание Бочарова читала медленно, шевелила губами, как обычно делают не шибко грамотные люди.
– Нужен портрет, для первой полосы, – попросил фотограф.
Бочка (прозвище очень к ней шло) расправила складки френча, выпятила грудь, грозно сдвинула белесые бровки, но снимок был испорчен. Из-за угла донесся топот, крики, и командирша повернула голову.
– Госпожа начальница!
К ней с плачем кинулась девушка в гимнастерке, но без фуражки. Луч солнца сверкнул на бритом черепе. Следом высыпала целая гурьба таких же тонкоголосых солдат. Заговорили разом.
– Я больше не буду! – рыдала непокрытая. – Честное слово! Миленькая, родненькая! Вот на кресте побожусь! – Вытянула крестик. – Уши-то вон они! Сами поглядите!
Завертела головой, демонстрируя маленькие, аккуратные ушки.
Остальные кричали:
– Она сережки в уборную выбросила! Честное слово! Соня больше не будет! Не выгоняйте ее, пожалуйста!
Бочка топнула ногой:
– Я сказала – всё. Домой ступай!
Рыдающая упала на колени, воздела руки:
– Ну заради Бога! Простите, госпожа начальница!
– Форму сдай и чтоб ноги твоей здесь не было.
– Госпожа начальница, ну куда она пойдет? Волосы обрила, сережки золотые выкинула! Мы все за нее просим!
Лицо командирши побагровело. Она взялась обеими руками за ремень, будто хотела выпрыгнуть из своих необъятных галифе, и гаркнула голосом, от которого задребезжало стекло:
– Молча-ать!
