– не падать духом!»
– Да, я его племянник, – ответил он в свою очередь довольно уже бойко.
– В таком случае вы, конечно, знаете и других русских литераторов? – продолжал министр.
– Еще бы! – оживленно подхватил мальчик. – Дмитриев, Карамзин, Жуковский, Батюшков – у нас в доме свои люди…
– Не о личных ваших знакомствах речь, – сухо оборвал его граф. – Вообще примите за правило, молодой человек: выслушивать старших до конца, не прерывая. Итак, я спрашиваю вас: читали вы произведения наших лучших писателей?
Выслушанное внушение умерило первую прыть мальчугана. Он смутился и ответил сдержанно, хотя и не без тайного самодовольства:
– Кажется, все перечел.
– Все, без разбора?
– Да, все вообще, что есть интересного в библиотеке моего отца, а библиотека у него в тысячу с лишком томов!
– И вам не было запрету брать оттуда все, что заблагорассудится? Странные, однако, порядки у вас в доме… Но если вы все перечитали, – продолжал Разумовский, и насмешливая улыбка заиграла на его тонких губах, – то любопытно знать, кого вы почитаете первым русским поэтом? Вероятно, вашего дядю?
Пушкин вспыхнул, но, по-прежнему сдерживаясь, сказал просто:
– И у дяди моего есть прекрасные стихи. По времени первым поэтом русским надо считать Ломоносова…
– А про Кантемира, небось, и забыли или не слыхали?
– Кантемир не поэт: у него рубленая проза.
– Вот как!
– Не я один это говорю: я от многих слышал. По качеству же стихов первым поэтом хотя и принято у нас считать Державина, но стих у него чересчур уж напыщен, у Жуковского, у Батюшкова он гораздо натуральнее и благозвучнее…
– Каков критик! – с снисходительным пренебрежением заметил министр. – С чужого, знать, голоса поет. Господин профессор! Не угодно ли вам теперь приступить к допросу?
Один из экзаменаторов покорно преклонил голову и обратился к Пушкину:
– Вы, прочитав малую толику, запомнили, несомненно, кое-что и наизусть?
– Очень многое.
– Например… ну, хоть бы карамзинскую «Марфу Посадницу»…
– Прочитать?
– Прочитайте, только с подобающей интонацией и экспрессией, не глотая слова и запятых.
– «Раздался звук вечевого колокола, – начал „подобающим“, неспешным и торжественным голосом Пушкин, – и вздрогнули сердца в Новгороде. Отцы семейств вырываются из объятий супруг и детей, чтобы спешить, куда зовет их отечество. Недоумение, любопытство, страх и надежда влекут граждан шумными толпами на великую площадь…»
Профессор движением руки остановил маленького декламатора.
– Начало, конечно, кому не известно, – сказал он. – А помните ли вы художественное описание появления Марфы среди народа?
– «Еще продолжается
