в жизни заметных успехов, показался мне тихим и желчным завистником, так что иронии его относительно "футбольного" характера Стефана Маркаврелиевича я не доверяю… Сокурсник этот вообще считал Хвылину пройдохой и любителем "взять на хапок": во-всю, будто бы, пользовался тем, что спортсмен, а им обычно в институтах поблажки, и если не получалось отлынить за счет спорта – шел к знакомым медичкам и, этакий бугай, беззастенчиво доставал у них справки о якобы свалившем его сердечном приступе.
Я спросил у этого сокурсника: "А что значит "взять на хапок"?" – и он пояснил: "Это когда, к примеру, взяли тридцать пирожков на тридцать человек, а один схватил и съел два, а потом улыбается и разводит руками: "Извините, ребята, поторопился!" Что с ним делать? Вытрясать пирожок? Или по морде бить? Вроде, неудобно из-за мелочи. Это вот и есть "на хапок"…
Что же касается девушек – да, был ходок. Но сие уж, как говорится, от Бога. Или от чёрта? Прочими же талантами Степан в институте не блистал и выше комсорга курса не поднимался, хотя и выделялся в студенческой массе, сероватой и бледноватой тогда: рослый, крепкий, с румянцем во всю щеку; под кроватью его всегда стоял посылочный ящик с салом, которым он, впрочем, будто бы охотно делился с товарищами…
Глава вторая
Окончание им института по времени совпало с громким, под фанфары, началом Великих Строек Коммунизма. Как честный комсомолец, вместе с тысячами других комсомольцев, с дипломом инженера-строителя в кармане он устремляется туда, и я не могу заподозрить, что он едет из какого-то низменного расчета – нет для этого утверждения никаких фактов.
А теперь представьте себе сонный сибирский городок: домишки из почерневших бревен полуметровой толщины, по окна утонувшие в завалинках, толстенный зеленый мох на тесовых кровлях, жаркие герани в оконцах, глухие ворота, вместо заборов – заплоты из толстых бревен же, больше похожие на крепостные стены, зеленая мурава и коровьи лепехи на улицах, цепные псы во дворах, старушки на лавочках. И этот вот патриархальный сон разбужен ревом и грохотом экскаваторов, бульдозеров, самосвалов. На выезде из городка вознесся в еще не тронутую копотью синеву неба десятиметровой высоты алый фанерный щит, а на нем засияли золотом на солнце огромные буквищи: "Всесоюзная Комсомольская Стройка". Ударили в землю чихающие дизельным смрадом сваебойные агрегаты, взметнулись ввысь стрелы башенных кранов, заполыхали на ветру кумачовые лозунги: "Дадим стране крылатый металл!" – и "Крылатый металл – металл будущего!" Тогдашние журналисты непременно связывали алюминий с успехами страны, с новыми невиданными скоростями, с мощной авиацией, сближающей материки, с космосом, ну и, конечно же, с безоблачным счастьем впереди, то есть с грядущим коммунизмом.
В этом-то городке, который срочно переименовали в Светлодольск, и появился молодой специалист Степа Хвылина, начав со скромной должности мастера-строителя, и первый объект, который он построил – не Бог весть какой
