в дебошах, на которые великая княгиня неоднократно жаловалась императрице. «К сожалению, ее жалобы не были услышаны, а ее недруги позаботились о том, чтобы с помощью фальшивых домыслов скомпрометировать великую княгиню в глазах императрицы, поэтому она чувствует себя очень неуютно при дворе», – отмечал Кейт126. Он также предполагал, что великая княгиня к тому же «пребывала в печали» еще и из-за графа Понятовского, которого со дня на день должны были выслать из России. Вдобавок ко всему прочему была взята под арест ее любимая горничная.
Описываемые дипломатом события давали представление о том унизительном положении, в котором Екатерина находилась при дворе Елизаветы Петровны. Каким-то образом Кейт стал свидетелем приватного разговора императрицы с великой княгиней, о чем поведал в своих мемуарах. «Во время разговора, при котором одна сторона обвиняла, а другая предпринимала попытки оправдаться, великая княгиня, пытаясь найти выход из создавшегося положения, заявила, что поскольку она так несчастлива … и ее обвиняют в разжигании семейных скандалов, что осложняет жизнь как императрице, так и ей самой, то Ее Величество может разрешить княгине покинуть Россию и провести оставшуюся жизнь со своей матерью. Что же касается великого князя, то в интересах империи он может жениться на другой женщине, против чего она не будет возражать». Во время этой беседы, свидетельствовал Кейт, императрица выглядела «очень взволнованной» и говорила с великой княгиней «мягче, чем обычно». Когда же княгиня упомянула о жестоком обращении с ней великого князя, который присутствовал при разговоре, то императрица «велела ей придержать язык и, понизив голос, заявила, что поговорит с ней обо всем наедине очень скоро»127. После состоявшегося разговора, как полагал посланник, положение великой княгини заметно улучшилось и у нее появилось немало друзей среди придворных. По-видимому, императрица в обращении с великой княгиней решила сменить гнев на милость, перестав упрекать ее в чем-либо.
В своих мемуарах Роберт Кейт описал первый прием у императрицы Елизаветы Петровны, состоявшийся 30 мая 1758 г. «С момента приезда в Петербург я впервые увиделся с императрицей. Ее Величество после разговора с великим князем и великой княгиней, обратилась ко мне и в своей любезной манере уделила мне внимание, поговорив около четверти часа». Посланник свидетельствовал: императрица пребывала «в прекрасной форме, и не было видно и следа флюса на лице, из-за которого она не показывалась на публике». Он обратил внимание также на то, что великая княгиня «выглядела очень довольной»128.
Трудно сказать, чем объяснялось «молчание» дипломата в отношении происходящих при дворе событиях в 1758–1759 гг., но очередная запись в его мемуарах появилась лишь в мае 1760 г. и касалась личных просьб к государственному секретарю графу Холдернессу. Кейт высказывал пожелание поскорее возвратиться на родину. Он напоминал, что согласился на порученную ему правительством
Ibid. P. 30.
Ibid. P. 31.
Ibid. P. 32.
