я и не мешал, – улыбнулся Алмазов. – Мы с Альбиночкой шли мимо, и нам так понравились стихи, вы не представляете. Вы поэт, да?
Или он ничего не знал, или издевался над ними. Так как никто Алмазову не ответил, тот продолжал, будто оправдываясь:
– Я только вчера приехал, а вы, товарищ поэт, наверное, раньше меня. Так что не познакомились. Ага, смотрю – и Лида с вами. Ну, полный набор молодых дарований. Тогда, товарищ поэт, вы продолжайте, знакомьте нас, практических работников, с изящными искусствами. Я тут заметил, что скоро зима, а вы будто о лете пишете…
Пастернак молча сложил вдвое лист, положил на колено, провел по сгибу ногтем.
– Я приглашаю вас к себе в номер, – сказал Александрийский. – Там тихо, туда не входят без приглашения.
– Правильно, – Алмазов буквально нарывался на скандал, – у вас нам будет лучше. Спокойнее.
Александрийский тяжело поднялся, опираясь на палку. Пастернак поддержал его, помог подняться.
– Вы не устали? – спросил он физика.
– Хорошая поэзия бодрит, – сказал Алмазов.
Комната Александрийского была на первом этаже, но надо было пройти длинным коридором в южный флигель. Лидочка шла сразу за Александрийским и Пастернаком, а сзади не спеша шествовал Алмазов. Словно ждал, когда можно будет продолжить сражение. Альбина отстала. Лидочка подумала, а вдруг Алмазов на самом деле – неуверенный в себе человек, он старается быть главным, страшным и в то же время обаятельным, но не умеет и от робости становится только страшным. Впрочем, Лидочка была не права и понимала это.
Они прошли длинным коридором по красной ковровой дорожке, у высоких окон стояли вазы с астрами и хризантемами. В доме еще числился садовник, оставшийся от Трубецких.
У Алмазова была возможность спасти лицо – подняться по лестнице на второй этаж флигеля. Но он свернул в узкий коридорчик, ведущий к комнатам того крыла. Александрийский открыл дверь и пропустил Пастернака внутрь. Альбина прошептала Алмазову: «Ян, пойдем на танцы?» Все услышали. Алмазов не ответил.
– Заходите, Лидочка, – сказал Александрийский.
Пастернак сделал шаг в сторону, пропуская Лидочку. Затем вошел сам. Тут же за ним последовал Алмазов. У Лидочки сжалось сердце… Сейчас!
– Я вас не приглашал. – Александрийский загородил дверь.
– Я имею право, – сказал чекист. – Такое же, как и все.
– Вы не у себя в учреждении, – сказал Александрийский. – Научитесь элементарной истине – есть места, куда вам вход запрещен.
– Ну зачем нам с вами ссориться. – Алмазов из последних сил старался сохранить мир. – Я же ничего не требую, я просто как любитель поэзии пришел послушать стихи. Послушаю и уйду.
– Так вы уйдете, в конце концов, или мне вас палкой гнать?! – закричал вдруг Александрийский.
– Что-о-о? – Тон Алмазова изменился – больше у него не было сил изображать из себя интеллигентного человека.
– А то, – быстро сказал Пастернак, который, как понимала Лидочка, не считал возможным оставить Александрийского
