не общались. Время от времени мы сталкивались в «Сайгоне» или на каком-нибудь сейшене. Какое-то время он играл в группе Гольфстрим. Вместе с Аликом Каном он развил бурную деятельность и в ДК им. Ленсовета организовал Клуб современной музыки. Естественно, все мы были охвачены. Идеологом был Фима Барбан, коллекционер и истинный знаток авангарда. Каждому из тех, кто участвовал в деятельности клуба, вменялось в обязанность на очередном заседании подготовить маленький доклад на тему того или иного композитора или исполнителя. Мне чрезвычайно интересно было слушать всю эту музыку, но я был полным профаном. Как-то мне поручили подготовить доклад о Сесиле Тэйлоре, которого я никогда не слышал. Мы с Курехиным поехали к Фиме за материалом. Я был ошеломлен масштабом интеллекта Барбана, у него была невероятная коллекция пластинок и книг. Он позволил мне самому поискать информацию о Сесиле Тейлоре, но все, что я мог найти, состояло из пятнадцати строчек в энциклопедии и нескольких пластинок. Следующие дни я слушал совершенно новую для меня музыку и сделал выборку на полчаса. Мой доклад был весьма своеобразным – я мгновенно выпалил всю энциклопедическую информацию и быстро поставил запись. Чуть позже Фима Барбан уехал в Лондон и стал ведущим джазовой программы на Би-би-си под именем Джеральд Вуд. (Когда через несколько лет я оказался в Лондоне, мы случайно встретились в метро, условились повидаться, но это почему-то не получилось.) Курехин устраивал маленькие концерты, на которые приглашал нескольких музыкантов. Эти выступления носили характер того, что впоследствии стало называться Поп-механикой. Я участвовал в одном таком концерте, и это было невероятно интересно. Но самым выдающимся событием был концерт Яна Гарбарека с Анатолием Вапировым.
Между тем наши бытовые неурядицы продолжались. Осенью Алина обычно возвращалась с дачи, и мы были вынуждены съехать с ее квартиры и вернуться на Восстания. И с этого времени начался изнурительный опыт домашних концертов. Что-то в этом безусловно было, но постепенно у меня это начало вызывать некоторое отторжение, и я эту практику прекратил. Для Боба же на многие годы это стало основным источником существования. И может быть, именно это постепенно привело к концу группы в том виде, в котором она сложилась в мою бытность. Боб стал играть один, вдвоем, втроем и вообще в любом сочетании людей и инструментов, и, насколько я понимаю, постепенно привык к мысли, что главное – это он и его песни, которые существуют независимо от того, кто эти песни играет. При этом имел значение и экономический фактор – чем больше состав, тем меньше денег приходится на одного. Была пара концертов, когда мы пытались играть всей группой, но в домашних условиях всегда было крайне трудно разместиться так, чтобы было удобно играть и слышать друг друга. Кроме того, меня не устраивало, что группа превратилась в пикантное блюдо, которое можно заказать. Для меня это
