плохого, если ты актер.
– Весь мир – театр.
Я плавно повел рукой и постарался улыбнуться, уверенный, что уж эта цитата точно из Шекспира. Какой бы слабой ни была попытка, смех мой оборвался так же быстро, как и возник. Гибсон на мгновение прикрыл глаза, и я по долгому опыту общения с ним уяснил, что таким способом он сдерживает приступ смеха. «Разум должен быть ровным, как песок в саду», – писал схоласт Имор в третьем тысячелетии.
– Я сейчас ощущаю себя одной из этих проклятых рыб.
Старик крепко сжал губы и затем произнес:
– Не знаю, что тебе на это сказать.
– Гибсон, я не хочу лететь на Весперад.
– Почему?
Не возражение, а исследовательский вопрос.
«Пропади ты во Внешней Тьме на вечные времена со своей философией!»
Я задумался. Посмотрел на замок. И наконец заговорил:
– Потому что… потому что все это бред и вздор. Культ Земли, иконы. Все ненастоящее. Земля не станет снова зеленой и чистой, оттого что мы покаемся за грехи предков.
Я покачал головой и выплюнул следующую фразу, словно желчь:
– Хлеба и зрелищ.
Мне стало противно от этих слов, словно я приобщился к почитаемым отцом традициям. Я был по-мальчишески суров к религии, когда нужно было осуждать только Капеллу.
Рот Гибсона дернулся, создавая впечатление слабой улыбки. Уж не торжество ли в ней было? Затем улыбка исчезла, и он сказал:
– Не забывай, что ты должен держать эти мысли при себе.
– Думаете, я этого не знаю? Я же не говорил этого им! – Я указал на мрачную громадину Обители Дьявола высоко над нами. – Земля и император! Вы меня совсем дураком считаете?
– Я считаю, – ответил Гибсон с необычайной тревогой, – что ты сын архонта и потому лишен осторожности, свойственной простым людям.
– Лишен осторожности? – рассмеялся я отрывисто, холодно и совсем не весело. – Боги небесные, Гибсон, разве я не проявляю осторожность? Я уже столько лет хожу перед отцом и Криспином на цыпочках. А также перед Эусебией, Северном и другими капелланами. Я должен что-то предпринять…
Безумная улыбка тронула мои губы в тот момент, когда я понял, чем должно быть это «что-то».
– Мне это совсем не нравится, – едва не нахмурился схоласт при виде нахлынувших на меня эмоций.
План сложился перед моим внутренним взором, все части с глухим стуком встали на свои места.
– Я не полечу туда, – произнес я, словно молитву – короткую, убежденную и могущественную. – Не полечу на Весперад.
– Но ты должен.
– Нет! – Я взмахнул блокнотом перед лицом Гибсона. – Вы сами сказали, что у меня есть выбор.
Я посмотрел на сгорбившегося старика, что сидел рядом со мной на ступеньке лестницы, и дикая усмешка засветилась в моих глазах.
– Вы можете написать для меня рекомендацию в примат атенеума… скажем, на Тевкре.
Гибсон
