style="font-size:15px;"> – Мы просто вдребезги напились, – улыбается в ответ она.
Я первой в тебя влюбилась, намного позже скажет ему Эмма, когда они будут собирать ее вещи, чтобы перевезти их в квартиру над липами. В моем кабинете? – уточнит он. Нет. В ресторане? Ну нет же, Егор, подумай! Ну не знаю, когда первый раз говорили по телефону? Ну нет же! А когда, Эм? Она отбросит складываемый свитер в сторону и прильнет к Егору, крепко-крепко, повалит его на кровать, прямо на ровно сложенную одежду. Только не шумим, как всегда с хитрой улыбкой предупредит она, у меня папа строгий! Не шумим, шепчет он, сжимая ее сильнее в руках. Никаких мужчин в родительском доме! – грозится она. Боже мой, какие мужчины? – его губы накроют ее губы. Она оторвется от него и проведет кончиками пальцев по его рту, довольно улыбаясь. Вот тогда, – наконец признается она.
Они вышли из ресторана, и Егора правда пошатывало, от того, что происходит в его жизни, или от того, что Эмма позволила ему придержать ее за локоть, пока он ведет ее к машине. В тот день он не был ни в чем уверен! Ни в себе, ни в происходящем! Ему казалось, он вжимает педаль газа до последнего вздоха и несется, словно ветер, по пустой городской дороге; ему казалось, сегодня он не такой, каким привык быть, – смелый, рискованный, почти неуправляемый. Жаль, что ему все это лишь казалось. На самом деле он не спускал тревожного взгляда с загруженной соседними машинами дороги, не доверял скорости, полагаясь на собственный опыт, потому что помимо его жизни в автомобиле присутствует и другая, бесценная, жизнь Эммы.
– Где ты живешь? – спросила Эмма.
– В центре, прямо на липовой аллее.
– Неожиданно. – Она действительно удивлена. – Я думала, там живут только старые профессора.
– Так и есть.
– Ты планируешь получить ученую степень?
– Кто знает, возможно.
– И попробую угадать, ты живешь один?
Егор быстро кивнул и незаметно для Эммы сглотнул душевную боль.
Всю осознанную взрослую жизнь он прожил в квартире над липами. Сперва вместе с мамой и отчимом, затем с мамой и Захаром. Все это длилось до определенной поры – до той поры, пока был живой отчим и пока была жива родная бабка Егора (мать его мамы). Она свято верила, что переживет отчима. А Егор в свою очередь верил, что она больше никогда не ввяжется в их жизнь. Отчим умер не по-джентельменски, первым, не пропустив вперед себя бабку, и Егор почувствовал, как быстро стали сжиматься створки ловушки: она все чаще стала жаловаться маме на здоровье. Я должна, говорила мама, собираясь навестить ее. Егор вставал в проеме двери, перекрывая маме дорогу: «Ты ничего ей не должна». Он сжимал кулаки и проглатывал гадкие слова, рвущиеся наружу из него, но только не при маме, и заставлял себя молчать. Ты ничего ей не должна, ты ничего ей не должна, как заведенный твердил он, почти как много лет назад твердил, что ненавидит бабку. Тогда еще давно мама
