в антураж дома. Кто его подарил и по какому случаю, Дима уже не помнил, только было это очень давно, и с тех пор он так и валялся на шкафу. А теперь, поди ж ты, кто б мог подумать!..
Преодолевая тошноту, Дима втащил матрац в комнату. Здесь ничего не изменилось – бабка продолжала дышать часто и неровно, вроде, всхлипывая. Валя быстро спрятала яркий алый цвет под старую простыню, а Дима откинул одеяло. Запах при этом стал настолько сильным, что Валя выбежала из комнаты, прикрыв рукой рот. Было слышно, как ее рвало. Дима и сам еле сдерживался. …Как там говорила Ирка, насчет запаха смерти?.. Носом его не почувствуешь, да?.. Она сама не знает, что такое смерть!..
Перед Димой лежал, обтянутый дряблой, бледной до синевы кожей, скелет. Кривые, неестественно вывернутые ноги, выступающие ребра, груди двумя лоскутами торчавшие из-под тонких скрещенных рук. …Вот все, что остается от человека в конце концов, будь ты хоть культуристом. А ведь какая была красавица! – Дима перевел взгляд на старую фотографию, висевшую на стене, – зачем все это?..
Вернулась Валя и сразу, по-деловому направилась к изголовью; попыталась приподнять и распрямить руки. Дима взялся за ноги – они были не просто холодные, а ледяные, но бабка продолжала дышать, и даже чуть приоткрыла глаза.
– Что вы делаете? – прохрипела она, – оставьте меня…
– Мы поменяем постель, – сказала Валя мягко, – так надо.
– Все хорошо, – добавил Дима, и глаза снова закрылись.
Несмотря на худобу, тело оказалось довольно тяжелым. Они с трудом подняли его и, скорее, не положили, а перевалили на матрац. Валя быстро собрала в охапку мокрое белье и выбежала из комнаты, бросив на ходу:
– Я вынесу его на улицу, чтоб не воняло.
– Мне холодно, – бабка пошевелилась, – укрой меня…
– Сейчас. Подожди, бабушка. Валя поменяет постель, и мы положим тебя обратно.
– Валя?.. Кто такая Валя? Я не знаю ее. Что она тут делает?..
Дима вдруг подумал, что весь ее приступ – это игра; хорошая качественная игра, чтоб пощекотать им нервы.
…Она не может умереть, потому что все-таки вечная! Завтра она встанет и еще и спросит, что сделали с ее простынями и почему они валяются на улице!.. – глядя на отвратительный комок кожи и костей, Дима грубо приказал:
– Замолчи! Здесь все делают, чтоб тебе помочь!
То ли от его тона, то ли от собственного бессилья, бабка замолчала и даже как-то обмякла.
Кроме простыни и старой клеенки, Валя принесла тазик с плававшей в воде губкой. Когда она дотронулась ее до бабкиного тела, по тому будто прошел ток. Оно конвульсивно дернулось; глаза в первый раз широко открылись и в них застыл ужас.
– Что вы делаете?.. Зачем вы меня обмываете? Я живая!
– Ты вся в моче, – успокоил Дима, – мы тебя протираем.
Глаза медленно закрылись. Лицо скривилось, а из глаза выдавилась маленькая слезинка.
– В моче… – прошептала бабка.
Они
