больно.
Внизу под ними медленно, закрывая половину иллюминатора, поворачивался белесо-голубой шар Земли. За уходящей линией терминатора россыпями гаснущих костров тлели огни городов, и было в этом что-то грустное и тревожное, как вид с высот непостижимо высокоразвитой цивилизации на первобытные стойбища человечества.
«Колыбель человечества, – подумал Природин. – Именно, колыбель, и именно человечества. И не правы на станции, полагая, что разум дан человеку только для того, чтобы жизнь переступила порог с Земли в космос. Разум дан человеку и для того, чтобы и в космосе остаться человеком. Во всяком случае, я хочу, чтобы было так».
…Но когда корабль начал входить в верхние слои атмосферы, и перегрузки жарко и душно вдавили их со Стенли в кресла, Природин вдруг ощутил себя на месте большой тупоносой рептилии с огромными, круглыми, бездумными глазами. Рептилия на мгновение высунула из воды голову на длинной змеиной шее, окинула безразличным взглядом близкий берег, с повисшим над ним слоистым туманом, и, отвернувшись, снова погрузилась в тёплое лоно вод первичного океана. Кончик хвоста легонько шлёпнул по воде, и по спокойной поверхности медленно разошлись еле заметные круги.
Часть первая
ЗА МОРЯМИ, ЗА ДОЛАМИ, ЗА ВЫСОКИМИ ГОРАМИ…
Планета была как планета, по всем статьям подходила под стандарт Грейера-Моисеева о возможности углеродной жизни, но её здесь, конечно, как всегда не было. Не верил Родион уже ни во что – ни в теории, ни в прогнозы. И вообще, ему до самых селезёнок надоело прозябание в Картографической службе. Сектор такой-то, звёздная система такая-то, планет столько-то, по неделе на составление характеристики каждой из планет и… И опять всё сначала. Может быть это кому-нибудь и по душе, но Родиону хотелось чего-то более стоящего. И хоть его заявка на участие в комплексной экспедиции уже три года пылится в Совете Астронавигации, и неизвестно, удовлетворят её или нет, но с этой работы он уйдёт.
Он назвал планету, такую приятную с орбиты, нежно-салатную, «Happy End». Словно подвёл итог своей деятельности в Картографической службе. Но затем подумал и осторожно отбросил «счастливый». Просто «The End». Так звучит более решительно и бесповоротно. Точка.
Он плавно опускал корабль на поверхность планеты и думал только об одном – как через пару недель вернётся в здание Картографической службы и скажет: «К чёртовой бабушке! Родион Сергеевич уходит!» – и все, наконец, поймут, что он на самом деле уходит, – как вдруг на высоте нескольких сот метров почувствовал треск и искры, злые колючие иголки на борту корабля, но уже ничего не успел сделать. Планета ударила в корабль чудовищной молнией, и он кувырком полетел вниз. Перед самой землёй сработала аварийная блок-система, выхлоп стартовых дюз смягчил удар, оплавив порядочную площадку, и корабль боком, сминая корпус, приземлился.
Родион пошевелился. Руки. Ноги. Голова. Все цело. Что ещё?
Корабль.
С минуту он прислушивался к тишине, как стонет и звенит отлетающими чешуйками обшивка, что-то скрипит, шипит, и затем почувствовал
