в праздничные дни. После первого же проведенного в городе праздника Николай записал: «Матросы в нем вели себя по-домашнему – мало отдавали чести армейским офицерам, выпивали, ездили на извозчиках. Улицы Павловская, Господская, Екатерининская, Посадская и Козье болото ими были наводнены. Многие на Козьем болоте торговали».
Остававшиеся в казарме были предоставлены сами себе. «Кто предавался сну, накрывшись шинелью. Кто писал, читал, разговаривал. Кто шил на машинке… Также сидели кое-где сапожники. Все это по своему желанию… Вечером зажигали газ. Матросы кучками сидели на койках. Вели разговоры, шутили, смеялись. Выпивали, пели. Играли на гармониях и струнных инструментах». Уходившие в город обязаны были вернуться к вечерней поверке («справке»). Приходили и сильно пьяные, которых заботливо укладывали в постель. После поверки – пение общей молитвы. «Пьяненькие [молитву] особенно усердно тянули. И так тянули, что и не остановишь», – вспоминал Савватеев. Отбоя как такового не было. После молитвы не обязательно было ложиться, главное было не шуметь. Именно на сон грядущий начиналось чаепитие и самые интересные истории о городских приключениях.
Наверное, нигде, как в Кронштадте, полиция не была столь бесправна. Силы блюстителей порядка были слишком малы. Моряки как бы играли с полицией, дразнили ее и в порядке развлечения убегали от полицейских. Но все это продолжалось до тех пор, пока сами городовые не переходили грань. В противном случае пощады не было. Савватеев рассказывает такую историю. Компания матросов шла по улице, громко разговаривая и напевая. На одернувшего их полицейского никто не обратил ни малейшего внимания. Тот подбежал и потребовал замолчать. А в ответ услышал: «Отойди, китайская свинья!» Возмущенный полицейский начал свистеть: звать на помощь товарищей. По мнению моряков, это было уже слишком. Полицейского скрутили и изрядно побили. Все его знаки отличия были сорваны, шашка переломана пополам. Из отобранного револьвера был сделан победный салют в воздух. В итоге городовой был увезен в госпиталь, а матросы при одобрении собравшейся публики ушли своей дорогой.
Минный машинист Н. Савватеев с другом-сослуживцем Рудковым, 1903
Николай Афанасьевич Толстошеин
Кисель-Загарянский
Матрос Николай Савватеев, 1898, архив В.Н. Вохмянина
Броненосец «Апраксин»
Памятная открытка в годовщину гибели адмирала С.О. Макарова, архив Н.К. Медведевских
Николай Афанасьевич Толстошеин
Машинист линкора «Слава омутнинец» Илья Кузнецов, 1910-е, архив Н.К. Медведевских
Контр-адмирал Н.И. Небогатов, командир 3-й тихоокеанской эскадры
Вырезка из газеты, которую всю жизнь хранил Н.М. Савватеев; архив В.Н. Вохмянина
