схему лечения, когда в мой кабинет вошел полицейский. Высокий темноволосый, слегка прихрамывающий, мужчина вошел без стука и сразу направился к моему столу. Он, видимо, из тех, кто сразу приступает к делу. Неужели кто-то из моих бывших или текущих пациентов пострадал, и меня обвинят в этом?
После его долгого представления и моего легкого кивка, он без приглашения сел напротив меня и тяжело вздохнул. Помимо того, что он – следователь, я запомнила его имя – Леонид.
– Могу я узнать цель вашего визита? – тихо спросила я, надеясь, что не случилось чего-то непоправимого.
– Да, разумеется. Дело в том, Ева Юрьевна, что сегодня утром нашли тело. Мы уверены, что это – Филипп Иванцов – пациент вашего центра. Ваше руководство сообщило, что вы ведете некую группу из шестерых человек, в которую входил погибший. Не могли бы вы рассказать мне, в чем суть этих встреч?
– Филипп мертв? – я вцепилась в папку, лежащую на столе, и прижала ее к груди.
– Убит, если быть совсем точным. Вы в порядке? – Леонид выглядел обеспокоенным.
Заметив на соседнем столе графин с водой, он молча подошел к нему и через минуту вернулся ко мне, протягивая, наполненный до краев, стакан.
– Держите.
Пока стакан не оказался в руках, я даже не подозревала, что меня так сильно трясет.
– Спасибо.
Следователь сел обратно. Ему явно хотелось поскорее продолжить разговор, но он молча дождался, пока я первая возьму слово.
– Извините, просто… – Я провела ладонью по неожиданно вспотевшему лбу. – Два дня назад у нас прошла очередная встреча. И она закончилась довольно неплохо, все ушли в хорошем настроении.
– Довольно неплохо? А обычно бывает хуже?
Я задумалась, вспоминая последнюю встречу. Стоит ли рассказывать ему о конфликте между Липпом и Элей?
– Извините, а это – официальный разговор? То есть, разве мне не должны прислать повестку на допрос?
Неожиданно для себя я стала мамой-медведицей, решившей защищать каждого из моих подопечных.
– Мы будем в официальном порядке допрашивать каждого из вашей группы, и вас в том числе. В данный момент мои коллеги общаются с психиатром, который занимался лечением Филиппа, но вы, как по мне, знаете его ничуть не хуже. Не так ли?
– Знаю ли я Филиппа? Мне знаком его диагноз и его собственное отношение к болезни.
Леонид открыл блокнот и что-то записал.
– И какое же у него было отношение к диагнозу?
– Отрицательное, конечно же. Думаете, кто-то из наших пациентов рад, что болеет?
Следователь поднял руку.
– Успокойтесь, пожалуйста. Это – обычные вопросы. В чем именно выражалось его отрицательное отношение к болезни?
– Простите, – я замолчала на некоторое время, мне жизненно необходимо перевести дух, успокоить сбившееся дыхание, унять нарастающую тревогу.
Все тщетно. Филипп
