о том, что сегодня на Ивана Федорова некрасиво накакал голубь – в общем, развлекала себя Люся в своей зыбкой жизни, как могла.
В тот день трамвай номер три опоздал. Люся уже отморозила себе все ноги в дутиках (говорила же Наташа не брать это «гэ», только кожа, только хард-кор, но Люсе как раз зарплату тогда задержали, поэтому пришлось брать дутики в три раза дешевле кожаных сапог, эх), а трамвай все не ехал. Длинная стрелка часов бесстрастно и нагло перевалила за половину девятого, и Люся уже начала паниковать, зная нрав главреда. Она снова и снова шагала взад-вперед по остановке, и вдруг ей в глаза бросилось что-то несколько выбивающееся из серого грязного фона ноябрьского асфальта. Она подошла поближе. Это была палка. Цветная. Как леденцы на кассах в гипермаркетах. Но все же не оно. Люся подняла палку двумя пальчиками, повертела в руках. Странная вещица. Ничего похожего она никогда не видела. И в это самое мгновение из-за «домика» остановки вышла женщина. Вот опять же – вы уже готовы увидеть эдакую сухонькую старушонку с трясущейся ручонкой и добрым мудрым взглядом, так? Но нет, это была дородная дама неопределенного возраста, так сказать, сильно молодящаяся пожилуха, с большим, просто-таки огромным бюстом и совершенно махрово советскими кудрями полусожженной химической завивки. В руках она держала газетный кулечек, в который опускала руку за семками и через секунду смачно сплевывала шелуху под ноги.
– Ну что, доча, – не прекращая сплевывать, сказала она, – нашла все-таки? Я тебе так-то уже третий месяц ее подсовываю.
– Это вы мне, женщина? – растерялась Люся, по-прежнему вертя в руках цветную палку.
– Да какая ж я тебе женщина! – почему-то рассердилась собеседница. – Вот вроде все такие порядочные, приличные, а как рот раскроют… В наше время всех было принято называть девушками, хоть ты уже одной ногой на пенсии! – И она особенно смачно сплюнула шелуху уже не себе под ноги, а Люсе. – Иди с глаз, все, видеть тебя больше не могу, надоела за три месяца, каждый день тебя здесь пасу на остановке. Палку только держи, дурища, держи! Не выпускай из рук! Не боись, не отравленная, – и вдруг запрокинув голову, «девушка» заржала аки конь и пошла в сторону «Арсенала».
Люся еще постояла пару минут с оторопевшим выражением лица, потом наконец подошла «тройка», она зашла в нее, села на свое сиденье, трамвай-опоздун виновато запыхтел и покатил ее в редакцию, в которую она уже безбожно опоздала. И только выходя из трамвая, Люся поняла, что палку эту она по-прежнему держит в руке. Спохватившись, она брезгливо и пугливо бросила ее, вот прямо там, где стояла. Палка покатилась как-то особенно резво, не так, как по законам физики должен был катиться такой предмет. И вдруг остановилась, наткнувшись на препятствие. Это были чьи-то ноги. Точнее, рыжие туфли. Люся медленно подняла взгляд и поняла, что, идя за катящейся палкой, она дошла до крыльца редакции, а туфли, в которые палка уперлась, принадлежали ее начальнику,
