отрез атласа алого…
– Точно – Ангелы! – засмеялся гуляка.
На него снова шикнули – уже громче и раздраженнее. Перестала звякать посуда о края бочек, затих людской гомон, тишина наступила на площади, только слышно было далекое пение соловья, но и его уже все воспринимали со скрытой ненавистью. Видано ли дело – такие дары!
И взгляды всех устремлялись уже к небесам, шарили жадно по всем сторонам света.
А небо медленно очистилось, высыпали первые звезды, и на востоке полная Луна смешливо повисла.
И тут грянуло!
Рванули в небесах разноцветные шутихи, завизжали пронзительно и восторженно девки, зашумела многоголосьем толпа. Ах, как рвались над площадью шутихи! Рассыпались искрами, как раскаленный металл, который усердно кузнец обрабатывать начал, блистали изумрудными и рубиновыми искрами, вспухали белой пивной пеной, расползались желтыми огнями, захватывая небосвод и затемняя светом своим Луну. Толпа так восторженно воспринимала каждую шутиху, что китаец в желтом шелковом одеянии, стоявший у княжьего терема со смиренно сложенными ладонями, инно и глазом пошире стал, и улыбка довольная на лице заиграла. Доволен был чайнец, что его искусство так принималось людом.
И вновь возобновилось веселье, замелькали лица, рубахи да юбки, со-пилкам вторили балалайки, балалайкам кимвалы, кимвалам трубы, а оброненный трубами мотив вновь подхватывали сопилки, которым вторили пастушечьи грудки. Гудело веселье, и места в нем не было бубнилам с отвисшими губами, важдам брехливым, что сеять привыкли раздоры, праздник был, хоть и будень едва отошел. Известное дело, если захочется, то и будень праздником станет. И вот уже китаец вошел в круг и принялся отплясывать, неловко махая руками и толстыми ногами выделывая неуклюжие коленца, все не так и вроде бы вместе с тем все к месту. Да что я старание тщусь проявить, тут и брахиограф великий не успел бы с пером действо описывать!
А в самый разгар веселья вдруг взревели трубы, заставляя всех разом смолкнуть.
Где-то в южной стороне грозно заворчало, загрохотало, красно-желтое пламя блеснуло, и в сгущающихся сумраках стало видно, как медленно и неотвратимо поднимается к небесам змей огненный, ревет натужно, покоряя воздушное пространство, страшной темной тенью нависая над землей, и вот уже и не видно его стало, только шесть красных глаз с высоты на землю смотрели, но вот и они слились в единое око, а там и вовсе исчезло все, только длинный белый стежок небеса прорезал.
Толпа взревела ликующе и тревожно, смолкла растерянно, а потом вдруг стало слышно, как кричит все больше и больше людей:
– Доб-ры-ня! Доб-ры-ня!
А в высоте вдруг сверкнуло и поплыла над землей малая желтая звездочка, которая, если внимательнее приглядеться, и не точкой вовсе была, а как бы запятой или скобочкой, освещенной со стороны уже севшего солнца.
И замолкли все, вслушиваясь.
Многие говорили, что слышат, что плывущая
