перекладин лестницы, в шатрах, установленных на детинце, показывали исчезновение девы, закрытой в семь тяжелых кованых сундуков. Состязались голосами да звонкостью гуслей певцы. Веселили людей скоморохи. Бахари, сказки сказывающие, толпы вокруг себя собирали. Ближе к вечеру глашатаи обещали загадочное теневое представление.
Базар бушевал, продавал, торговался, спорил об уступках, и несли горожане домой огромные полосатые кавуны с татарских степей, синие баклажаны, мясистые кровавые помидоры, зеленые огурцы, шматы копченого сала, зазывно пахнущие окорока и глечики с ярким желтым медом. Бычки морские и яйца продавались на десятки, осетровые яйца – внаклад, пудовые сомы да сазаны, зубастые щуки и серебрянобокие карпы поштучно, остальное – на вес. В других рядах отпускали атлас и ситчики, лен и рыхлый бархат, настоящее аглицкое сукно, расписные горшки и посуду, вилы и топоры, резные да расписные деревянные ложки из мягкой липы, несгораемые свечи и свечи сгораемые, жидкость для костра и жидкость от тараканов, броню и сбрую, да мало ли что может продаваться на лихой и веселой ярмарке!
В другое время и Серьга Цесарев с удовольствием пошлялся бы в рядах, порядился с торговками, попримерял бы обновы. Но сегодня был особенный день. Сегодня был счастливый день розмысла. Потому его и не было в тороватых рядах.
Сорок волов выволокли повозку, на которой покоился огненный змей, из пытного амбара и повлекли его к лесам. Красная головка огненного змия хищно смотрела вперед на лениво идущих волов, которых матерно и нетерпеливо подгоняли погонщики.
– Великий день, – сказал Янгель.
Розмысл ничего не ответил немцу. Жгучее нетерпение еще с утра поселилось в его душе, оно требовало действий, но как раз сегодня делать уже ничего не надо было, следовало лишь ждать.
Подошел хмурый жидовин с пачкой желтоватой китайской бумаги в руках. Там его брульоны чернели. Такие вавилоны грамотей наворотил!
– Серьга, – сказал он розмыслу. – Я тут посчитал немного. Пошли плотника с инструментом, пусть поправят верхнюю планку на три сантиметра влево.
– Босый! – кликнул розмысл.
Хороший мастер всегда понятлив.
– Сделаем, – сказал Босый и убежал.
Видно было, как сноровисто он карабкается по лесовинам.
– Этот сделает, – спокойно сказал Янгель. – Верного человека на доделку пустил!
За полудень, в середине дня все приготовления были закончены. Осталась лишь самая опасная и отчаянная работа. Мастеровых отправили прочь, погнали погонщиков, на малом опытном детинце остались лишь розмысл, Янгель и жидовин.
– Кому честь выйдет? – хрипло и нетерпеливо сказал Янгель. – Или сам запал подпалишь?
– Сам, – не оборачиваясь, кинул розмысл.
– А мы с тобой в ямке посидим, – сказал немцу невозмутимый жидовин. – Там сохраннее будем.
7
Гудела площадь
