провела по голове дочки, шумно чмокнула в серединку макушки, – Слушай, значит. Проснулась я как-то ночью от шороха. Открыла глаза, а посередине комнаты вроде и человек стоит, а вроде и не человек. Лицо крааасивое, одухотворенное,-
– Как у икон в церкви?
– Как у ликов святых, дочка. Гляжу, а сзади у него крылья белые, будто бы из облаков сделанные.
– Они пушистые, мам? Ты их руками трогала?
– Что ты, дочка! Как можно ангела, посланца небесного руками трогать? Ты не перебивай, слушай…Гляжу, а в руках у него корзинка из солнечных лучей сплетенная. А в ней…
– Из лууучей…ух ты…наверное, красотища…
– А в корзинке ребеночек лежит и ко мне ручки тянет. На, мол, возьми меня.
– И ты взяла? – от нетерпения Аленушку аж в дрожь бросило. Значит, и правда, врет все противная Машка Казанцева, а другие за ней из вредности повторяют. Чтобы ребеночка завести, никакой муж не нужен. Стоит только очень сильно захотеть, и ангел с небес спустится, и кого хочешь, в корзинке солнечной принесет. Хочешь мальчика, а хочешь девочку.
– Мамочка, а ты меня сразу полюбила или потом, когда я подросла?
– Конечно сразу. Все, Аленушка, зубки чистить и баиньки. Завтра рано в садик вставать. И про наш с тобой секрет никому.
– Никогда в жизни, мамочка!
Суровая Зинаида Абрамовна отвернулась и украдкой смахнула кончиком передника слезу. Первую за последние пять лет.
– А кто это на моем месте спит? – услышала сквозь сон, в прошлом Алена Дмитриевна, а в настоящем временно бездомная Аленка, и нехотя вынырнула из приятных оков Морфея. Не жизнь у нее, а сборник народных сказок. Сама Аленушка, правда, без братца, принц оказался жабой растреклятой, избушка на клюшке, а тут еще голос медвежий мерещится вопрошающий:
– Кто, спрашиваю, спит на моем месте? А ну, брысь, отсюдова, мымра!
На слово «брысь» остро отреагировал усатый найденыш. Встрепенулся под курткой, вонзил когти в теплую подмышку и угрожающе зашипел.
– Вы кто? – Алена помотала головой из стороны в сторону, разгоняя остатки сна и не сдержавшись, протянула:
– Вот и Кощей Бессмертный пожаловал.
А иначе и не скажешь. Вылитый Кощеюшка собственной скелетообразной персоной. Длинный, худющий, с вытянутым лошадиным лицом и совершенно лысый. Бррр…Щеки и подбородок прищельца покрывала неопрятная щетина.
– Чеего? Слышь, ты, Василиса Прекрасная, вали, говорю с моего места! Я спать хочу! – грубо оттеснив онемевшую от такого нахальства Алену Дмитриевну на самый коней скамейки, он вытащил из запазухи заскорузлой куртешки стеклянный флакон. Девушка смотрела на него во все глаза. Деловито открутив крышку, жадно потянул носом в нее, добродушно смилостивился:
– Ладно, сиди уж. В тесноте, да не в обиде. Звать-то как?
– Алена…Алена Дмитриевна, – представилась она, отчаянно
