были понятны и исчерпывающе глупы своей первородной бабской глупостью, и оттого с ними ему, уже ушибленному чем-то необычным, было совсем неинтересно. Вернее, он не прочь был бы сейчас распять под каким-то кустом, скажем, ту же Вераку. Да хотя бы и Таньку. Но это все в дополнение к ощущению природы, что ли. Мысленно же он старается вступить в словесный поединок с Розой Ринской, чтобы хоть единый раз, хоть ноготочком, но колупнуть ее внимание, а может, даже и услышать что-либо одобрительное, как, например, оценила она его старание там, на пляже:
– Судя по твоему усердию, это твое истинное призвание. Но я бы очень сожалела, если бы оно было единственным.
– Коля! – извлекла его из лона воспоминаний Верака. – Может, тебе с нами скучно?
– Да что вы? – воскликнул Алифашкин. – Я рад, что проведу с вами время до отъезда.
– А скажи, – обратилась к нему Танька. – У тебя есть кто-нибудь в городе?
Николай чуть помедлил с ответом, потом произнес без тени вранья:
– Почти нету.
– В каком смысле? – поинтересовалась Верака.
– Встречаюсь я там с одной. Только…
– За нос она тебя водит? – озабоченно произнесла Танька, заполнив порожденную его заичкой паузу.
– Не совсем. Мы с нею контачим по комсомольской линии.
Подруги, подвсхохотнув, разом завели:
Ты зачти себе наградой,
Что кладут в колючки задом.
Ничего, что попе колко,
Ты же нонче комсомолка!
И только тут его отпустило то саднение, что жило в душе. Пусть он не обойдет всех своих заветных мест, зато вовсю назубоскалится с этими, такими понятными и доступными девками, которые с замиранием всего, что только может замереть, будут ловить каждое его слово, и для кого он так же пугающе умен, как для него Роза Ринская.
И он их, порывисто приобняв, закружил вокруг себя.
Глава вторая
1
Это село оправдывало свое название; а величалось оно Бородаевкой; и то ли по иронии совпадений, то ли по специальной прихоти, но все мужики, у которых курчавилась или прямоволосилась растительность на подбородке, носили бороду. Бородатым был сам председатель Мирон Назарыч Толкованов, под стать ему выглядели и все правленцы. А у порога в сельсовет сидел прямо на земле сельский дурачок с такой дремучей и роскошной бородой, что ему позавидовал бы сам Карл Маркс.
Кстати, в кабинете председателя висело множество портретов не только вождей, но и ученых и даже писателей. И критерий, как вскорости понял Николай, был один – оригиналы должны были быть в момент их запечатления бородатыми.
И тут Николай вспомнил слова отца, когда тот отряжал его отсюда:
– С Мироном не соскучишься.
Толкованов был действительно из тех пересмешников-продумцев, которые очень трудно воспринимаются всерьез и вместе тем – в небольшом количестве – считаются необходимыми
