сердечного, даже пот прошиб и икота проняла, тем более, что райком, всобачив ему «сгоряча строгача вместо булки-калача» (прибаска Толкованова), не предложил взамен не только руководящей, но и другой какой-либо работы.
– Поясню для тех, кто мыслит революционными категориями, – сказал Мирон Назарыч правленцам. – Не в моих принципах рушить все «до основанья», потому как в отличие от многих не знаю, что будет «затем». А во-вторых, у старого председателя есть опыт прилюдного бития. Потому он подскажет, когда «ой» кричать, а когда одним «охом» можно отделаться. И он же, надеюсь, вовремя предупредит, чей кулак тяжелее. И, в-третьих, он, как и я, при бороде. А бороду отпускают или благородные люди, или безнадежные мечтатели. Ни одного дурака с бородой я не видел. Да вы сами поглядите: правительство у нас все бритое. Хотя главные вожди пролетариата были знатными бородачами.
Это уже потом присочинил кто-то, что Толкованов сказал:
– Село наше Бородаевка и, как известно, непаспортизировано. Так вот в оправдание его названия, и чтоб отличительность иметь, отпускайте все бороды.
– А ежели она, треклятая, у меня не растет? – спросил ветеринар Егор Федотыч Брагинец.
– Козлиную себе «прихошеминь», но чтобы борода была.
Вот тогда-то, как гласит молва, прослышав, что ни один дурак бороды не имеет, местный убожец, постоянно обретающийся у правления и прозывающийся Феклунком, стал сперва, как он сказал, «энгельситься», а потом и «маркситься», пока не добился того роскошества, которым похваляется теперь. А борода у Феклунка действительно была знатная. Широкая, как лопата, черная, в небольшую пегость немного кинутая. И с нею, как заверяют старожилы, Феклунок даже, кажется, немного поумнел. Во всяком случае кур насиловать, что за ним водилось раньше, перестал, когда же кто-то спросил его, почему он не занимается своим любимым делом, дурачок ответил:
– Жалко! Она мою бороду за гнездо приймает.
Вот какие обстоятельства имели место быть на тот час, когда Николай Алифашкин – со товарищи – переступил порог правления колхоза «Большевик».
2
– Ну чего тебе в лесу спину, что ли, почухать не об чего? – спросил Толкованов, когда Николай представился, кто он и откуда.
– Да нет, – неуверенно ответил он. – Просто хочется поглядеть, как у других…
– Кур стригут, а овец щупают? – перебивно спросил его Мирон Назарыч.
Николай смутился. Честно говоря, не ожидал он такой, ежели так ее можно охарактеризовать, экзаменно-допросной встречи.
– Али думаешь, что у нас рабочий день короче, а рубль – длиннее?
Его, цвета перекоричневевших козлиных китушек, глазки, перекатываясь из стороны в сторону, как пилой-поперечницей, разламывали пополам его взор. Потому Николай поочередно видел – то взгорможенный морщинами лоб со скобкой над переносицей, то сивую бороденку, с шевелящейся посередине ее улиткой губ.
И вот это «пиление» вывело его из
