начал читать стихи:
Квадратными ребрами выстлан погост
И спелой тоской пучеглазие грезит.
И плачет вином виноградная грозь
И этим вот трезвость понурую бесит.
На кладбище все полбутыльники сплошь
И явники.
Больше же те, кто таились.
И люди вокруг простодушно дивились,
Когда уходили они под вопёжь.
Не надо, не надо страдать ни о ком,
Коль ты не способен от водки отречься.
Взгляни-ка какое сегодня заречье.
Взвести бы бердянку, да жахнуть стихом.
Но кто-то другой остиховит пространство.
Но кто-то другой вдруг прославится тут.
Где, словно итог беспробудного пьянства,
Куда-то кресты захмелело бредут.
И, без продыху, чтобы не дать возможности хоть что-то, но трезво осознать, забубнил уже в прозе:
– Эти глухонемые похороны характеризовали дань времени: ни зевков окрест, ни приличествующих, но причитаний. Будто человек уходил не в иной мир, а оставался в этом. Только на правах притаившегося спящим соглядатая.
– Ну что, коллега, скажете? – обратился главный врач к девушке.
Она продолжала тлеть щеками.
Все последующие дни Аспирант повторял все то, что ему в свое время говорил Оракул, только всякий раз намекая, что добровольно не уйдет из жизни, потому как христианин и точно знает, что род самоубийц до десятого поколения будут преследовать незаслуженные беды.
Но, тем не менее, однажды – в этом же «аквариуме» его нашли с простреленной головой. Рядом лежал браунинг.
Кто и когда передал ему оружие, так и осталось тайной. А следствие констатировало именно самоубийство.
И только та девушка-аспирантка, что сейчас готовилась стать женой главврача психбольницы, была уверена, что ее коллегу попросту убили.
«Убрали», как это принято квалифицировать последнее время.
Свадьбу откладывали из-за поста, который на сей раз был неимоверно длинным.
А через два месяца началась война. С Японией.
Шел тысяча девятьсот четвертый год.
Год кончины Антона Павловича Чехова.
Глава первая. 1901
1
– Давайте начнем с того, с чего приличные люди кончают.
Говоривший ждет естественного. В этом случае вопроса. Но его не следует.
– Вы спросите с чего начнем именно? – краснобай явно хочет расшевелить своего не очень разговорчивого собеседника и, видимо, поняв, что ему это не удастся, говорит то, что можно сформулировать менее витиевато:
– Давайте прощаться. – И уточняет: – До следующего раза.
– Чего от тебя ему было нужно? – спросил, подойдя, Курнатовский.
– Пока это знает он один, – ответил Коба. – А догадываемся мы оба.
– Шпик – не унимался Виктор Константиныч.
– Не будем так категоричны.
– Однако именно накануне нашего большого дела надо
