у дверей супругов Пюжен, соседей Шамбла. Хотя на дворе стоял август, было прохладно и дул сильный ветер, поднимавший на мосту и на дороге вихри пыли.
– Господи боже мой! – вскрикнул вдруг крестьянин, вздрогнув от холода. – Точно осень!
– Скорее зима, – возразил портной, красный нос которого живо реагировал на суровость погоды.
– Я не прочь пострелять дичь, – признался крестьянин, – и рассчитывал провести добрую часть ночи на охоте, но надо быть врагом самому себе, чтобы отправиться в лес в такую погоду. А вот кто-то похрабрее меня: идет на охоту, – добавил он, указывая Пьеру Бори на человека, который появился на другом конце моста.
– А вы откуда знаете? – спросил портной.
– Нетрудно догадаться: он несет ружье и идет за час до темноты.
– Он отправляется охотиться в лесу Шамбла, это верно; там дичи пропасть, ему что-нибудь наверняка достанется.
– Возможно, – согласился крестьянин. – Но может быть, ему достанется то, чего он не ожидает, то есть воспаление в груди.
– Тем более что он не очень крепкого сложения. Посмотрите, он едва держится на ногах, словно шатается от ветра.
– Да и одет-то не по погоде, в одной рубахе в такой холод! Однако эта рубаха и панталоны оливкового бархата кажутся мне знакомыми, – тут же прибавил он.
– Не знаю, узнал ли и вас этот человек, – заметил Пьер Бори, – но он наверняка вас избегает.
Действительно, с умыслом или случайно, но человек, шедший по мосту, вдруг изменил направление, надвинул шляпу на глаза и наклонил голову, как бы желая защититься от холодного ветра. Черты его лица стали почти неразличимы. Он ускорил шаг, не смотря ни направо, ни налево, и уже совсем было перешел мост, когда крестьянин окликнул его.
– Здравствуйте, Жак! – закричал ему крестьянин. – Куда это вы идете?
Жак Бессон вдруг остановился как вкопанный и оставался несколько мгновений неподвижен, очевидно не решаясь ответить на приветствие крестьянина, потом вдруг снова пошел вперед, ответив на ходу:
– Я иду в Фэ.
Но ему никак не удавалось отвязаться от упрямого крестьянина, потому что тот тотчас прокричал:
– Эй, Жак, не хотите ли табачку?
Жак Бессон опять остановился, лицо его исказилось гримасой злобы, молния сверкнула из его черных глаз, а рука яростно сжала дуло ружья, но у него хватило сил совладать с собой. Он с самым равнодушным видом подошел к тому, кого хотел бы растоптать. Раскрыв свою табакерку, крестьянин по-дружески предложил ее Жаку Бессону, не отказавшемуся от щепотки табака.
– А я вас сразу-то и не узнал, – продолжал крестьянин, закрывая свою табакерку. – Вы так быстро шли.
Жак не ответил, он дрожал от гнева и нетерпения. Он злился и оттого, что его узнали, и оттого, что он опаздывал. Но крестьянин не заметил этой тщательно скрываемой ярости и невозмутимо спросил:
– Ну, теперь вам лучше?
– Да,
