воли преодолел усталость, вскочил на ноги и вновь отправился в путь такими быстрыми и легкими шагами, словно стал совершенно здоров.
Однако слабость после болезни давала о себе знать, он то и дело останавливался, жадно хватая ртом прохладный ночной воздух. Он протащился еще два смертельно томительных часа, наполненных отчаянием, болью, тоской и упорной борьбой с усталостью, от которой у него кружилась голова и ноги отказывались идти. Когда Жак входил в Пюи, во всех церквях пробили полночь. Через десять минут он наконец дошел до улицы, где жили графини де Шамбла. Все огни погасли, город, безмолвный и мрачный, походил на громадное кладбище. Эти запертые черные дома, эти пустые, угрюмые улицы, где вовсю гулял холодный ветер, представляли собой довольно зловещую картину. Дойдя до дома графинь де Шамбла, Жак Бессон хотел было постучать, когда, к его чрезвычайному удивлению, дверь сама тихо отворилась, прежде чем он успел коснуться ее. С неистовой радостью, что он наконец добрался до цели, Бессон бросился в переднюю, сильно хлопнув дверью.
– Вы с ума сошли, Жак! – прошипела Мари Будон. – Или вы решили нас всех погубить? Вот уже три часа, как я жду вас за приоткрытой дверью, не смея пошевелиться, а вы с шумом возвестили всем соседям о своем приходе.
– Прошу прощения, я не хотел, – оторопев, ответил Жак. – Бьюсь об заклад, очень трудно угадать, какая именно дверь хлопнула.
– Дай-то Бог! Но все-таки это большая неосторожность.
Мари оказалась права, потому что этот шум услышали супруги Пюжен.
– Вот кто-то вернулся, – сказала Виктория Пюжен своему мужу.
– Кто бы это мог быть? – спросил Жером Пюжен.
– Это кто-то пришел к госпожам Шамбла, если я не ошибаюсь.
– Странно, графини де Шамбла всегда возвращаются домой и ложатся в половине одиннадцатого, так же как и аббат Карталь, который живет теперь у них.
– А я побилась бы об заклад, что это кто-то к ним пришел.
– Мы узнаем это завтра, – успокоил ее муж.
И супруги заснули, наутро надеясь все разузнать.
В это время Мари Будон, взяв Жака за руку, провела его в маленькую комнатку на первом этаже, выходившую во двор. Плотно закрытые ставни и занавески на окнах не пропускали наружу ни малейшего лучика света.
– Господи Иисусе Христе! Как вы бледны! – вскрикнула Мари Будон, рассматривая Жака при свете небольшой лампы.
– Я думал, что никогда сюда не дойду, – прохрипел Жак Бессон, падая на стул.
– Боже милосердый! На вас все изорвано с головы до ног, – продолжала служанка. – Где это вы бродили?
– По камням, терновнику, в зарослях, где, к счастью, не оставил лоскутов своей одежды.
– Но обувь-то почему у вас красная?
– У меня кровоточат ноги.
Мари Будон задрожала.
– Вам, наверно, очень больно, Жак, – растроганно произнесла она.
– О да! Очень больно, – прошептал он. – Сил нет терпеть.
